«Я должен притвориться,
Что есть другие.
Но это ложь
Есть только ты.»

Ему сейчас в этих стенах было не то чтобы спокойно, как будто на загривок давило и зудело под рёбрами: "возвращаюсь, возвращаюсь…»
Эктелион отложил флейту, внимательным взглядом изучая собственные ладони – тонкие бледные полосы от запястья до подушечек пальцев. Эльф физически ощущал, как подступает огромная, высокая волна, которая снова погребет его под собой - сердцебиением, ускоряющимся дыханием, звенящим предчувствием напряжения в мышцах.
Возвращаюсь.
Ожидание превращает нас в безвольных юнцов, ожидание обхватывает сзади незримыми оковами от прикосновений которых, крупная дрожь по всему телу, словно от холода или неожиданной боли.
Возвращаюсь…
Сколько раз он играл одну особенную мелодию, в ночи, когда грань между Чертогами и миром на земле истончалась, позволяя голосу касаться сознания того, чей покой он бережет здесь, стараясь забыться в этом бесконечном тягучем течении времени. Что время для них теперь? Лишь слово, вода, утекающая из раскрытой ладони. Цветок, чьи лепестки сминают  жестокой рукой.
Время для этих двоих остановилось, вылиняло, стало бесцветным. Как глаза раздутой дохлой рыбы, выброшенной на берег бурным течением реки. Белёсые, безжизненные, пустые.
Прекрасный светловолосый Глорфиндел, чьи волосы похожи на горячий янтарь, стекающий по плечам в неверном солнечном свете, отчего я чувствую твою печаль так близко, так одиноко… Сродни матери, потерявшей единственное дитя.
Глорфиндел…
Быть может, я тоже прихожу к тебе во снах, охраняя покой, нашептывая на ухо – живи, о, упрямейший из эльфов, не теряй этого огня, угасающего в солнечном сплетении. Ведь я так люблю тебя…Он вычерчивает в воздухе одному только Эру, известное послание, прикрывая глаза до того момента, пока не почувствует влагу на ресницах.
Эта ночь будет долгой.
Я не хочу быть прикован к тебе, но я хочу быть твоим крылом. Так можно?
Падать с тобой или взлетать, не важно.
Говорят, если волна сбивает с ног, нужно перестать бороться. Она оттащит тебя от берега и иссякнет, ты сможешь вынырнуть, сможешь вдохнуть, выплыть и выжить. Походило на то, что Эктелиона волокло вот такой же волной куда-то на дно, и он даже не барахтался, потому что на дне было тихо, там не было течений, зато лежал бархатный ил, туда не доставал свет и звук, там уже ничего не имело значения.
Ничего, кроме мерцающей грани миров, сквозь которую он посылал свои песни и свое сердце, больше не принадлежащее нолдо. И в этом порыве он был честен с самим с собой. Его молчаливая тоска пробивалась сквозь все препоны, она была осязаемой и большой, как наполненное дождем предгрозовое небо, как бескрайние земли Арда.
Утро, в которое Ульмо – владыка вод, повелитель полноводных рек, вернул его на землю, было поразительно тихим. Оглушительным, в своей звонкой тишине. То ли его перемещение сказалось так на внутренних ощущениях, то ли Эктелион  и впрямь был поражен этой человечной дрожью по всему телу, которая лишь усилилась, как только он очутился на берегу озера, мягко утопая босыми ступнями в полоске песка.
Он с трудом унял свое сердце, взлетающее вверх к глотке, в попытке выбраться наружу. Старался сосредоточиться на одной единственной мысли, отгоняя от себя вопросы, на которые не находилось ответов.
Что будет теперь? Рад ли будет ОН твоему возвращению? Что Глорфинделу позволили помнить о них двоих, а что стерлось из памяти безвозвратно. Та единственная встреча в Чертогах, была вовсе не про «я скучал, посмотри на меня», а про долг и обязательства, которые были выше их «земных» чувств.
Соленый сухой воздух смешивался с терпким липким ароматом цветов, ярко красным маревом мелькающим вдалеке, там, где вода отступает, освобождая место долгожданной тверди.
Облаченный в тонкую ткань туники, Эктелион не чувствовал холода, лишь лихорадочное волнение, которое испытывают в минуты ожидания встречи.
ТЫ слышал мою песню, Глорфиндел? Придешь ли на зов сегодня?
Солнце на рассвете уже пряное и рыжее, еще не греет, только лишь облизывает линию скул, опускаясь на плечи, затянутые в синий шелк. Следы от шагов Эктелиона затягивает мокрым песком, в котором тут же прячется разноцветная стайка рыб. Хочется опустить ладони в прохладную воду и смыть с себя это странное ощущение...
Он в безопасности. Он там, где мечтал оказаться в своих долгих беспокойных снах, он дома. Потому что дом его, рядом с сердцем Глорфиндела, и оставалось только надеяться на то, что оно все еще помнит Эктелиона.
Он прижал пальцы к яркому, ещё наливающемуся цветом следу на щеке, словно пытаясь удержать солнце в ладони, а сам все вглядывался вдаль, на кромку берега, заросшую высокой травой, местами выгоревшей от нещадного дневного солнца.
Скажи мне, что я не сплю, скажи мне...

Отредактировано Ecthelion (2021-09-15 20:00:13)

Подпись автора

Is this love
Are you hiding under other people's skin
But it's way too thin
But it's way too..

"О, эта нежность! Насколько она могущественней, чем сила"

Я и рук то, кажется, не успеваю развести. Так и стою, погружаясь ступнями в озерный песок, а сердце бешено заходится, до болезненного спазма в середине груди. Я прижимаюсь к Глорфинделу или меня прижимают, разве это важно сейчас?
И мир, такой понятный и цельный, падает к нашим мокрым ногам. Все кругом рушится, растворяясь в одних единственных объятиях. И только на десятой секунде становится ясно, что это - реально…
Реально, как солнце, разливающееся по небесному шелку, как всплеск воды, когда нет сил устоять на ногах, пьяно пошатнувшись, словно захмелев от крепкого дорвинионского. Меня буквально ведет в сторону, но Глорфиндел все еще рядом, состоящий из крови и плоти. Он удержит, он убережет, он не позволит ничему сейчас нарушить это священное таинство. И от того глаза мои закрываются, в удушающем желании разрыдаться на его плече, мальчишкой, потерявшим все на свете и нашедшим, наконец, спустя столько мучительных лет ожидания…
- Я вижу дивный сон…
Не отдаю отчета в том, насколько тесно прижимаюсь к нему, но наконец могу устроить ладони на его груди, нехотя отстраниться и заглянуть в глаза.
Это ты? Это всегда был ты…
В моих снах – моих мучительных снах, Глорфиндел…Имя твое до оскомины…До крови… До откровенного бреда. Я думал, что схожу с ума, я и сошел с ума, неужели ты не видишь, какой безумец перед тобой стоит!?
Приходиться обхватить ладонями его лицо, буквально сминая, сжимая, (не до боли ли?) пальцами тонкую кожу. Прощупывая каждый миллиметр, жадный до ощущений, все еще не верящий… Слепец, наткнувшийся на самое прекрасное, среди всех земных сокровищ. Кажется, что мы и не в воде стоим вовсе, а словно в воздухе зависли. И никого вокруг, будто вся жизнь на земле остановилась.
И нет никаких лирических порывов внутри меня, только остервенелая, порочная, темная жажда  …обладания. Хочется поцеловать Глорфиндела немедленно, потому что это означало бы, что мы победили. Что вопреки течению, мы выбрались на берег. Но я не в силах даже этого сейчас сделать, скованный какой-то потусторонней мрачной нерешительностью. Все что могу сейчас – не выпускать его прекрасное лицо из собственных рук, изучая взглядом каждую черточку, знакомую до той стадии тоски, когда все твои друзья становятся тебе чужды, когда солнечный свет не радует больше, а собственные песни кажутся сухими, лишенными всякого благозвучия, всякой чувственности, всякой души.
- Скажи хоть слово или лиши меня иллюзии, это страшнее пытки, Глорфиндел, видеть тебя…видеть и потерять вновь…
Где-то на подкорке воспаленного сознания миллионы маленьких шариков рассыпаются, стучат о виски, подпрыгивают и замирают и мне не сложно понять, что Глорфиндел такой же настоящий как и кровь, что бежит по моим венам. Я бы отдал ее всю, за одно лишь короткое свидание с тобой, но ночь закончилась, утро вступает в свои права, а ты, о луноликий, свет мой, ты все еще рядом.
Предательские глупые слезы, чувствовать их на собственных щеках – так странно, так непривычно, спустя столько времени забвения. Столько раз глухой крик рвался из моей груди, но губы оставались сомкнутыми, губы созданные для песен,  ты всегда знал, что к ним можно прикоснуться…
Еще там, на бескрайних остывших просторах Хэлкараксэ мы позволили друг другу чуть больше, чем могут позволить себе братья по клинку, добрые друзья, войны, познавшие благодать мирной жизни и кровавый вкус войны.
Я возвращался к этим воспоминаниям каждую ночь, ибо с тех самых пор и началась эта бесконечная вереница взглядов, жестов, прикосновений, которыми по итогу ты победил меня. Я вручивший тебе свое сердце, не видел больше других вокруг. Это была твоя магия, твоя власть и сила. И в этом ты прекрасен, милый мой, ровным счетом так же, как и в своем мальчишеском упрямстве. Сколько раз, мне нужно сказать тебе о своей любви, чтобы слова превратились в бесконечную песню, которая не стихнет даже после смерти.
- Я почему то представлял, что это будет глубокая ночь, и ты найдешь меня лишь по голосу... Ведь только это было нам доступно.. ТЫ ведь знаешь, я... Я...
Слова путались на языке, скользили вниз, задерживаясь внутри, казалось, что я и вовсе утратил дар речи, отдавшийся порыву "трогать", "поглощать", "вдыхать"
А волосы твои все еще пахнут ветром и цветами, чем-то пряным, когда ты проходишь мимо, далеким близким, родным... Сейчас вот закончится воздух, небо затянет стерильной белизной и все вернется к исходному положению, точке невозврата.
Давай вот так и останемся, убаюканные величественным рассветом,  шумом воды, биением сердца, которому в одночасье стало так тесно в этой груди.

Отредактировано Ecthelion (2021-09-19 19:36:33)

Подпись автора

Is this love
Are you hiding under other people's skin
But it's way too thin
But it's way too..

Я даже мысленно не целовал тебя. Старался не думать об этой недоступной нам блажи. Был смирен и пуст. Был готов к вечности вот так, лишь бы солнце касалось твоих волос, лишь бы ты все еще был.
Глорфиндел.
Нет никаких песен для тебя, они все ничтожно малы, бессмысленны, не стоят внимания.
Я не хочу больше петь их, потому что сейчас, мне кажется, мое сердце разорвется и я не успею ответить на твой поцелуй. О, Эру, от чего так жжет внутри!

Мокрые пальцы взлетают за спину, прежде чем ладони опускаются на твои плечи. Ты, самый красивый, из нолдо, не имеешь права смотреть так, но ты смотришь и я вручаю тебе всего себя, той незыблемой клятвой, которую я уже шептал тебе на ухо, склонившись так близко, чтобы никто никогда не узнал. Но теперь, казалось, что и вода, и песок этот и сами валар знают нашу тайну.
И мне впервые, не хочется быть сдержанным. Или я просто не в силах больше, ты чувствуешь?
Чувствуешь, как это сбитое дыхание становится частым?
Я не успеваю открыть рта, чтобы поймать воздух. Все вокруг замерло, налилось тягучей рассветной тишиной. И я не проживу без тебя, Глорфиндел и мне не обязательно произносить это вслух. Ты всегда умел читать по глазам и жестам, легким движениям плеча или поврота головы.
Ты стал моей крепостью и моим пороком, моей жизнью.

- Я так скучал по тебе.

Столько было слов, столько слов...Но здесь и сейчас все сводится к жажде такого простого и забытого обладания.
Заросли по берегу скрывают наши тела и мне кажется, что прекраснее места для этой встречи невозможно было бы и придумать. От прикосновений Глорфиндела, от тяжести его тела, от дыхания по коже, я становлюсь совсем податливым и теряюсь в этих ощущениях. Так было всегда - он целует меня, я забываю обо всем. Так мы проводили редкие ночи покоя, когда насладиться друг другом было единственным ответом на все вопросы.
Этой изящной, откровенной и естественной, как дыхание, похоти не нужно было никаких земных объяснений. Она возникла между нами как смерть, которую мы преодолели. Я подумал снова, что эта мимолетная дикость, прекраснейшая прямолинейность Глорфиндела сводила меня с ума. Он всегда был настойчив в проявлении своих чувств, а я всегда отвечал ему взаимностью, пусть и сдержанной, но вскоре... Вскоре нам не нужно было скрывать друг от друга этой любви, потому что ее просто невозможно было спрятать за напускным равнодушием.
Мерцающий бархатный взгляд из под ресниц и я уже готов отдать ему свою жизнь. Я набираю полные легкие воздуха и отвечаю тихо и ласково, замедляя поцелуй, чтобы вновь посмотреть Глорфинделу в лицо.

- Не останавливайся.

Сказал ли я это вслух или только подумал, но зрачки Глорфиндела затянуло знакомой темнотой, от этого жар по моему телу проскочил волной, накрывающей разом. Туника липнет к коже, а мокрый песок словно бы расступается под нашими телами, мягко и уступчиво. Теплота солнца не сравнится с горячими губами, к которым я прикасаюсь кончиками пальцев, прежде чем вновь поцеловать их. 
Целовать Глорфиндела хотелось долго и жадно, только это могло унять голодную тягу под языком. Этот момент принадлежал нам двоим безраздельно и вот бы ему не было конца.

- Ты же знаешь, что тебе можно все?

Даже не знаю, зачем говорю это, словно пытаюсь убедить себя в том, что не сплю. Словно Глорфиндел позабыл о том, что между нами, будто ему нужны слова сейчас. Все это просто слова, конечно же просто слова. Мы можем смотреть в глаза друг другу и этого будет достаточно.
Но мне никогда не будет достаточно его.
Для убедительности, даже за шею пришлось притянуть сильнее, запустить непослушные пальцы под ворот, чтобы ощутить кончиками тепло кожи. Глорфиндел был горяч даже в самую холодную ночь, о него можно было согреться, просто прижавшись. Это были лучшие часы вместе. Не считая тех, в которые мы позволяли себе быть до неприличия смелыми.
Голодная спешка поцелуев переростает в попытку избавиться от одежды. То ли я начал стягивать первым его тунику, позволяя ткани взлететь вверх, подсвеченной оранжевым солнцем, словно ореолом, то ли Глорфиндел помог мне избавиться от лишнего - у меня перед глазами темнеет, словно от нехватки воздуха и я совершенно не могу сосредоточиться на деталях.
Мне остается только утробно коротко выстонать в губы Глорфиндела, притираясь к его бедру, и в этом стоне он сквозь всю музыку мира услышал бы единственное "как же я этого хотел"

Подпись автора

Is this love
Are you hiding under other people's skin
But it's way too thin
But it's way too..

"С юной плетью, выходящей на новый круг,
Отдавая себя с новым криком и с новой кровью,
Отдавая себя, выпуская цветы из рук"


Мы падаем или летим?

Утренний воздух кажется  почти осязаемо напряженным. И молчать было трудно, а говорить еще труднее. Я растерял всю сдержанность рядом с Глорфинделом, как мог я так долго жить без него? Была ли эта жизнь моей?
Он, такой красивый, такой родной, такой мой, всецело. Хочется целовать его пальцы, раз за разом произнося вслух имя, ставшее молитвой.

- Глорфиндел...

Глорфиндел, с лицом, которое стоило бы увековечивать на полотнах, казавшийся хрупким настолько, что его можно было бы переломить, если обнять чуть сильнее. Глорфиндел, в чьих глазах я утонул еще тогда, давным-давно, в другой жизни... Я жмусь к нему продрогшим ребенком, чувствуя легкую печаль и тоску за те дни, которые мы провели в разлуке и никаких поцелуев не будет достаточно, чтобы рассказать ему, как я его люблю. Так просто, всего три слова, но нам и не нужно больше.
К чему все эти слова, когда от одного взгляда бросает в жар - я все-таки падаю, мы падаем, скользя по поверхности песка, жадные до прикосновений. Солнце поджигает его плечи и в этом пожаре я касаюсь щеки Глорфиндела, чтобы после, поймать его губы - ради этого я мог бы ждать еще столько же.

И только когда ладонь моя прошлась по его мокрой спине, а набирающее яркость небо обрушилось нам на голову, я позволил себе сделать глубокий вдох и окончательно поверить в реальность происходящего.

- О, Эру

Выдох вышел исступленным, почти молитвенным, я сам вдруг испугался собственного голоса, поддаваясь навстречу движениям Глорфиндела, стараясь не потерять сознание от переизбытка чувств, которыми меня накрыло, словно высокой волной, сбивающей с ног. Я давно потерял голову, пропадая ночами в объятиях Глорфиндела, как же сладко сейчас, вспомнить все это.

- Не двигайся...

Попросил хрипло. Лбом, щекой, втираясь в кожу, втираясь в запах, как варги, разделяя его на двоих. Дурной от одной только возможности соприкасаться. Кажется, я бы убил сейчас за право быть рядом.

- Я тысячу раз люблю тебя, ты знаешь?

Знал конечно, но переплетенные пальцы сжал чуть сильнее, упираясь в песок пяткой, так по-мальчишески, словно стараясь не потерять опору. А я готов был наслаждаться тяжестью его тела вечность. Есть ли эта вечность у нас теперь?
Мне не стыдно было признаться, что я готов заниматься с ним любовью весь день напролет, и под покровом ночи, которая обязательно наступит, скрывая нас от любопытных глаз. О, вы когда-нибудь чувствовали этот чудовищный голод любви, который не заглушить ни одним из существующих яств.
Если бы можно было разомкнуть ребра и отдать Глорфинделу свое сердце, оно бы уже давно билось в его руках.
Дрожа всем телом, я ничего не могу с собой поделать - нужно было сначала пережить этот момент единения. Эту жаркую, зудящую нежность и почти физическую боль разлуки. Словно у меня слабеют колени от ощущения обрыва на много метров вниз, угадывая свободное падение; когда в ушах, в волосах, под одеждой - ветер, небо над головой - бескрайнее и упоительно лазурного цвета, солнце хлещет повсюду, лучи дотягиваются до каждой песчинки и греют твой хребет. И хочется оступиться, поймать ветер за хвост и наслаждаться этим свободным падением. Мне нравилось ощущать себя так рядом с ним.

Мы называли это любовью.

С усилием приподнимаюсь на локтях, касаюсь щекой щеки Глорфиндела, скользя мокро по скуле, попросту забыв про утреннюю прохладу и каких-нибудь прохожих (ведь есть вероятность?) которых могло сюда занести в столь ранний час.

- Свет мой..

Запредельно нежно рассматриваю знакомое до боли лицо с расстояния ладони, и не могу спрятать собственную растерянность. Тело все еще подрагивает от прикосновений, от близости, от всепоглощающей дозволенности - так бы я провел свой последний день, не желая большего.

- Мне тебя так не хватало

Едва различимо, губами в плечо, чтобы после коснуться ими кожи. Слезы вновь подступили к горлу и только усилием воли я смог остановить этот порыв. Ладонью накрываю предплечье Глорфиндела, чтобы притянуть еще ближе, возможно ли еще ближе? Пальцами впиваюсь в жесте "держи меня, пожалуйста, никогда больше не отпускай"
Я всерьез пытаюсь сосредоточиться на происходящем, а не на звуке голоса, утопая в эйфорическом, нездоровом, огромном счастье, но едва ли я вообще могу хоть что-то контролировать сейчас. Переносицей утыкаюсь под челюсть, закрывая глаза, задев ресницами. Притихнув на какое-то время просто для того, чтоб все таки собраться с мыслями. А голос внутри бойкий и напористый все повторяет - я так люблю тебя, я так люблю тебя, я так...
Я здесь. И я по-прежнему с тобой.

Отредактировано Ecthelion (2021-10-11 16:06:27)

Подпись автора

Is this love
Are you hiding under other people's skin
But it's way too thin
But it's way too..