Galaxycross
пост недели от последней из ордена: Их путь пролегал сквозь пески величественных пустынь королевства Мираж, что сулило им закономерной опасностью. Обоих впереди ждало сражение не на жизнь, а на смерть, а потому они не могли позволить дюнам вымотать себя. Сестра возносила немую мольбу Луне: лишь чистая и непоколебимая вера могла сохранить ее дух, чтобы тот мог перенести неизбежную встречу со слугами Тьмы. Так сосредоточилась дева на своей молитве, что непрекращающаяся болтовня сопровождавшего ее принца не достигала ее ушей. Почти.
эпизод неделинепростые вопросы

galaxycross

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » galaxycross » Фандомные отыгрыши » Чтоб не боялся темноты [bubble]


Чтоб не боялся темноты [bubble]

Сообщений 1 страница 30 из 48

1


Чтоб не боялся темноты.

«Каждый, кто делал тебе больно — покойник.
Укрою тебя пледом, посажу на подоконник.
Залезу под свитер, в самое сердце.
Ты — холодный Питер, но в тебе можно согреться.

Я прижму тебя к себе, чтоб не боялся темноты.»

https://forumupload.ru/uploads/001b/28/bb/90/283342.gifhttps://forumupload.ru/uploads/001b/28/bb/90/278365.gif
Oleg Volkov, Sergey Razumovsky ► ► ► Питер, зима

Новости о Чумном Докторе разлетелись далеко за пределы Питера и России. Настала пора одинокому волку возвращаться домой... и вытаскивать друга из очередной заварушки.

Отредактировано Oleg Volkov (2021-07-02 21:33:26)

+3

2

Чёрный чёрствый хлеб тупой ломает нож,
Уставлены глаза в размытый горизонт.
Прямо с потолка идёт бесшумный дождь,
Бегущая строка упёрлась в переплёт.

Слишком долго… он оставил его одного слишком надолго.
Когда-то это казалось единственным правильным решением. Болезненным и тяжелым, но решительно верным. Поначалу, еще после школы было невыносимо сложно, немыслимо. Словно от тебя отрезали половину тела, отняли одну руку и ногу, оставив неполноценным и ущербным.
Потом они привыкли, приспособились. Сережу слишком манили его успехи в программировани и желание изменить мир. Олег тоже хотел сделать свой вклад в светлое будущее грядущих поколения. Просто другим способом.
И примирившись с тем, что теперь они идут разными дорогами, они все равно оставались друг у друга - в письмах, в звонках, в редких встречах. Которых становилось все меньше. Олимп успеха манил гений Разумовского к новым вершинам, он становился все ярче и ослепительнее. Молодой миллиардер, создатель новой культовой соцсети, разработчик искусственного интеллекта… названного в честь когда-то любимой белой вороны, которую Сережа выхаживал будучи мальчишкой.
Он поднимался все выше, а Олег уходил все дальше - за новые границы, в другие страны.

Два года назад случилась Сирия и спустя несколкьо месяцев службы Волков оказался среди врагов. Первое время Олег даже не думал, о друге. Все, что было в его голове - желание выжить. Стремление во что бы то ни стало бороться за свою жизнь и право продолжить борьбу. Желание выгрызть ее зубами, если потребуется. Как он и обещал - себе и памяти отца.
И он сделал это. Сделал все, чтобы стать ценным и полезным кадром, получить достаточно свободы.
Как раз вовремя…

* * *

Любовью чужой горят города,
Извилистый путь затянулся петлёй;
Когда все дороги ведут в никуда -
Настала пора возвращаться домой.

Выбраться оказывается не так то просто. На то, чтобы все точно рассчитать и не допустить ошибок у Олега уходит месяц… но у него просто нет права на ошибку. Быть пойманным на побеге означает одно - смерть. И она не пугает Олега сама по себе. Хуже то, что тогда он не сможет вытащить Серого из той жопы, в которую он каким-то невероятным образом ввязался.

Спустя два месяца бегства через Турцию и Грузию он оказывается под Ростовом-на Дону. В ход идут все связи и резервы, которые были у Волкова. Поднять на уши своих в Питере, пока на коже заживают ожоги и раны, возвращая высушенному пустыней до изнеможения лицу привычные черты. Выяснить кто, где и как долго держал Разумовского… тюрьму Олег предвидит, даже почти уверен про строгач и одиночку. Посе всего, что умудрился сделать Сережа… чего он не ожидает, так это лечебницы для душевно больных. Охраняемой, тюремной, но все-таки дурки.
И чтобы понять, что же на самом деле случилось пока его не было приходится изрядно потрудиться. Добраться до толстой папки за подписью одного мерзкого еврейчика и заполучить себе ее копию. А потом выбрать самый удачный момент, чтобы вмешаться.

Транспортировка осужденного из психиатрической лечебницы в места не столь отдаленные - важная и полная бюрократических моментов задача. И если раньше Волков ненавидел российскую правовую и административную системы за бумажную волокиту, то в этот раз они играют ему на руку. А еще связи и деньги - а этого у Олега набралось достаточно за годы службы.
Он без особого труда вяясняет когда и кто поедет за Разумовским. Сколько будет человек, что это будет за фургон. Каким маршрутом он будет двигаться.

Хватает нескольких звонков, чтобы собрать команду, которая справится с вооруженным конвоем и организовать засаду. Все проходит четко и быстро. Бронированному фургону, в кузове которого везут заключенного, сменившего белую рубашку на тюремную робу, преграждают путь. Охрана сидит только в кабине, но ей приходится выйти, чтобы убрать преграду - в этой части маршрута нет объезда и возможности свернуть. Короткая перестрелка заканчивается жалобным плеском тел, уходящих под воду с заранее заготовленными гирями. И операция по спасению входит в финальную стадию.
Олег распахивает двери фургона, впуская в него дневной свет.

Отредактировано Oleg Volkov (2021-07-04 07:48:10)

+2

3

Дни в лечебнице кажутся бесконечными, Серёжа теряет само понятие времени, ведь в его камере нет часов. Там вообще ничего нет, только кровать и дверь, из которой иногда появляются люди. Появляются они по расписанию, наверное, и свет включают и гасят по расписанию, но в Серёжином внутреннем восприятии между визитами человека, называющим себя доктором, может пройти как час, так и несколько недель.

Серёжа всегда жил по принципу, что он существует, пока он мыслит, но теперь мыслить не выходит катастрофически, голова будто забита ватой, как у того игрушечного медведя, которого он в детстве однажды вскрыл в исследовательских целях. А теперь вскрывают его, пусть, пока и метафорически, хотя руки у него синие от вполне реальных иголок, чертовы тонкие вены. Он не знает, что конкретно ему колют, его никто не посещает в такие детали, но разум катастрофически не подчиняется и во сне рождает ещё больше чудовищ.

Он не знает, чего от него хотят добиться, иногда, когда он вообще способен на сомнения, Серёжа приходит к выводу, что цели и нет. Всё его лечение -- это бесконечная цепь наказаний за то, что он сделал. Или за то, что он попался, как шипит ему на ухо Птица.

Да, конечно, Серёжа не одинок в этой камере, был ли он вообще когда-то на самом деле одинок?.. Птица оставляет его теперь крайне редко, кажется, чем слабее становится он, тем сильнее голос, раздирающий внутренности Серёжи.
"Так теперь будет всегда, Серёжа. И всё из-за тебя, это ты оказался слишком слаб, ты просчитался".
"Никто не придлт за тобой, Серёжа. Ведь некому приходить".
"Ты никому не нужен, Серёжа, кроме меня. Ни-ко-му."

Иногда он смотрит на свои руки и почти чувствует, как острые чёрные перья раздирают бледную кожу.
Иногда он не чувствует вообще ничего, и эти дни -- самые лучшие.

***

Они оба, наверное, понимают, что это не план побега, это -- план суицида. Или же это понимает только та часть Серёжи, которую птица презрительно именует Тряпкой. Птица всё ещё ослеплён своей гениальностью, в нём, кажется вся гордыня Серёжа, который и выживал в детстве исключительно цепляясь за знание, что он может всё, в том числе и вырваться из порочного круга, обещанного всем сиротам.
И он же смог.

Так почему бы не сделать этого снова.

Из психушки не сбежать, он скован почти всё время, не столько рубашкой, сколько лекарствами, поэтому, очевидно, что ему нужно попасть куда-то ещё. Конечно, обычные русские тюрьмы - это не курорт, но люди сбегают оттуда регулярно, и, раз это возможно для простых зэков, Разумовского будет не остановить.

И он становится нормальным. Его ведь держат тут потому, что доктора развлекает его случай, но нет ничего скучнее обычного человека.

Серёжа отвечает теперь на все вопросы, Серёжа обаятельно улыбается и шутить, цитируя классиков, Серёжа пожимает плечами и раскаивается очень искренне, видя, как с каждым днлм интерес в глазах доктора горит всё меньше.

Сергей отнюдь не отрицает вероятность того, что на самом деле следующий шаг - это всего лишь ещё какое-то изощрлнное наказание-лечение, но какая к чёрту разница, ему просто нужно вырваться.

Когда его неожиданно выдирают из его желеобразной рутины и куда-то везут, он впервые за эти дни-недели-месяцы что-то чувствует. Что-то слабо похожее на надежду.

Ему, кажется, вкачивают перед отъездом конскую дозу седативного, потому что он даже не вздрагивает, когда с него грубо срывают одежду и надевают другую, когда садят куда-то и везут, когда фургон резко тормозит и становится тихо. Слишком тихо.

Внезапный свет бьет по глазам так, что Разумовский машинально отворачивается, жмурится несколько секунд, чтобы привыкнуть, а затем медленно, потому что чувство, что все мышцы у него атрофировались, поднимается на ноги. И смотрит на человека, стоящего перед ним.

- Что? - он шепчет, потому что во рту всё пересыхает. И неожиданно растягивает губы в истеричной усмешке. - Тебе не кажется, что мы это уже проходили? Я не поведусь во второй раз, исчезни. Оставь меня, наконец, в покое.

Он снова видит перед глазами чёртово дело с крупным красным "погиб" через всю страницу. И его взгляд наполняется злостью.

Только не снова.

Отредактировано Sergey Razumovsky (2021-07-03 20:15:26)

+1

4

Из материалов дела - не медицинского, а уголовного, с рапортом одного раздражающе самоуверенного майора - Олег прекрасно знает о том, что «подозреваемый делал вид, что общается со своим погибшим другом, что свидетельствует о расстройстве личности». И этот момент оказался для него в этой истории больнее всего. Тяжелее ранений, плена и изнуряющей жары, ославляющей а коже ожоги. Мысль о том, что Сережа думал, что он погиб и из-за этого пошатнулся его рассудок оказалась самой жуткой.
Но откуда он мог знать?
Когда-то он боялся даже подумать, что Разумовский для него больше чем друг или брат. Когда-то он сбежал от него в армию, только чтобы не испытывать того, что не должно быть между ними. Потому что был уверен, что он не поймет, что это слишком, это неправильно. И только увидев тот выпуск новостей, понял что единственное, что было неправильно - оставить его одного. Сереже был таким уверенным, таким сильным, успешным, он так легко и уверенно шел к вершине, что Волк решил будто ему уже не нужно быть рядом. Что Серый справится без него, а их неразрывная дружба осталась где-то в прошлом.

Ошибка, которая обошлась им обоим слишком дорого.
И искаженное усмешкой лицо Сережи сейчас лишь подтверждает эту страшную мысль, которая ржавым ножом болезненно врезается под ребра. Он никогда не должен был оставлять его. Он должен был всегда быть рядом, его опорой и защитой. Усмешка, взгляд не верящего человека, лишенного последней надежды и ехидно встречающего жестокую реальность… они режут больнее металла.
Олег поджимает губы, понимая, что переубеждать друга сейчас - практически бесполезная идея. Из другого личного дела он знает, что в крови друга сейчас такая ударная доза седативных, что их последствия еще не скоро перестанут досаждать Разумовскому. Потребуется ни одна неделя, чтобы очистить его организм от всей химии. А еще нормально покормить наконец-то… потому что смотреть на тощую тень друга с обросшими рыжими волосами просто невозможно.

- Я никуда не исчезну. - уверенно заявляет Олег, забираясь в фургон и звеня связкой ключей.
Отстегивает цепь, которая удерживает сцепленные наручниками запястья. Избавляется и от них. И опускается на одно колено, расстегивая кандалы на щиколотках Сережи. Освободив друга от всех его оков, он поднимается, протягивая руку. Готовый если потребуется придержать.
- Идем, у нас не так много времени пока служба конвоя не отследила, что фургон остановился.

Отредактировано Oleg Volkov (2021-07-04 18:19:06)

+1

5

Серёжа замирает и смотрит на всё происходящее с застывшей усмешкой. Если бы не вся химия, расползающаяся по его венам, он бы попытался сделать хоть что-то: дёрнуться, ударить его, заставить уйти. Но все его реакции как будто вывернули на минимум, и он просто стоит и пытается понять, как. Как он может сам снимать с себя свои кандалы, как может держать ключи в руках, стоять на коленях?.. Почему его разум, способный на удивительные вещи, предпочитает делать с ним это?

И всё равно, хотя он прекрасно понимает, что это не может быть правдой, внутри просыпается слабая надежда. Может быть, в этот раз, это правда? Может, где-то закралась ошибка? Может быть, это правда Олег.

- Ты умер. Ты умер. Ты умер, - Серёжа медленно скользит взглядом вверх от протянутой руки по широкой груди, затянутой, конечно же, в темную ткань, по шее, по бороде, по лицу. И останавливается на глазах. Пусть это лишь воспоминания об Олеге, но поверить хочется так, что скулы сводит. Он ведь смотрит так же, как смотрел на него настоящий Олег (и только он во всём мире), хотя лицо теперь и темнее, чем в его воспоминаниях, а рядом в глазами появились едва заметные линии.

Ах да, он же был в Сирии, очевидно, его мозг поправил картинку для пущей реалистичности, Серёжа ведь всегда обращает внимание на детали.

Он бы все отдал за возможность снова его коснуться. Только без Олега у него ведь ничего важного и не осталось.

Осознание собственной слабости бьёт кулаком под дых. Почему даже его собственное подсознание уверено, что он ничего не может сделать сам? Он ведь мог, он ведь справлялся, все эти годы справлялся, пока Олег был чужим пушечным мясом и решал не свои конфликты. Справлялся ровно до того момента, пока не узнал, что Олега больше нет.

А потом взял и сломался. В его код где-то закралась лишняя строчка, и в голове как будто поселился вирус, выевший всё, что можно. И пусть Птица и говорит, что всегда был с ним, с детства, Серёжа отлично может назвать момент, когда тот начал быть им, а не быть с ним.

Они с Олегом были вместе большую часть жизни, пусть и не физически после выпуска из школы и детдома, но Серёжа всегда, даже во время ссор знал, что он где-то есть. Пусть и не у него.

А теперь его не было.

Он не может себя заставить его коснуться, не теперь, когда помнит, что это всё - лишь слабая иллюзия; Серёжа на дрожащих ногах обходит его, и держась за край прохода, спрыгивает на землю. Перед глазами всё плывёт, но он лишь сжимает зубы и оборачивается к “Олегу”:

- Куда дальше? У тебя же есть план, да?

Отредактировано Sergey Razumovsky (2021-07-07 09:59:52)

+1

6

- Я считался погибшим, потому что попал в плен в Сирии . - отзывается спокойно Олег.
Он не настаивает и не давит, не пытается донести эту мысль до Сережи во что бы то ни стало. Слишком хорошо знает, как психологические травмы в комплексе с медикаментозным вмешательством, могут искажать восприятие. Как они заставляют видеть то, чего нет. Или наоборот сомневаться в том, что видишь.

Когда его, умирающего выхаживали cирийцы, ему тоже мерещился Разумовский… болевой шок и алкоголь вместо обезбола делали свое жестокое дело. И пока его вскрывали на живую, доставали пули и шили грубой толстой иглой, только лицо в обрамлении гладкого шелка рыжих волос не дало лишиться рассудка.
Он вспоминал как лучший друг сидел с ним рядом в медпункте детского дома, пока сердобольная медсестра причитая и охая латала рассеченную губу. Эта травму Волков получил ввязавшись в драку, когда кинулся защищать от ребят по-старше еще незнакомого ему рыжего мальчишку во дворе. Просто Олегу показалось несправедливо, что мальчик, защищающий котенка, стал жертвой каких-то мудаков. Так они и подружились. И эта картинка из давнего прошлого согрервала изнутри. Много лет всегда была каким-то оплотом спокойствия, помогающим пережить ранения.

И сейчас Олег осознает, что для Сережи слишком тяжело поверить. Сознание слишком долго играло с ним злую шутку. Поэтому вместо того чтобы упрямо наседать, просто позволяет Разумовскому свыкнуться с этой мыслью. Поверить в нее.
Хотя, когда Сережа игнорирует его руку, очередной болезненный удар врезается под ребра. Олег поджимает губы, сжимает ладонь в кулак и поспешно выбирается из фургона. Рядом с ним припаркованы для тонированных джипа - лаконичных черных гелика, а еще стоят четверо амбалов.

- Дальше во временное укрытие, а парни избавятся от фургона, - он кивает на затянутых в черное наемников.- Потом сменим дислокацию, но нужно время вывести деньги с офшорных счетов. - Идем. - Волков жестом указывает на ближайший мерседес, открываю для Сережи заднюю дверь.
Сам садится за руль.

Отредактировано Oleg Volkov (2021-07-05 19:26:39)

+1

7

- Хорошо, - Сергей не видит смысла спорить (это же бесполезно, он давно это уяснил, а сейчас лишней энергии у него нет, ему даже глаза открытыми держать сложно), он садится на заднее сидение и впивается глазами в затылок “Олега”. Где-то в подсознании он фоново всё ещё пытается понять, как он это провернул, они ведь всё равно делят одно тело на двоих, и это самое тело всё время находилось связанное в психушке.

Серёжа пытается думать, но в голове как будто один только белый шум, никак не получается сосредоточиться, мысли расползаются, обрываются, и ни одного здравого решения. Тем более, что хочется ему только одного: чтобы это правда оказался Олег, чтобы последние полтора года оказались одним затянувшимся кошмаром, а сейчас он мог, наконец, проснуться, а он все ещё в своей башне в Питере, а Олег вернулся со службы, теперь уже навсегда.

Но в чудеса Серёжа не верит с тех пор, как мама сказала, что вернётся через пару часов, и не вернулась никогда.

Олег сворачивает на какие-то почти незаметные лесные дороги, на заднем сидении порядком трясет, и Серёжу развозит ещё больше. В углу сидения лежит аккуратно сложенный плед, удержаться совершенно невозможно, да и зачем. Серёжа сворачивается на заднем сидении, укрывается пледом с головой и проваливается в сон.

Из-за таблеток ему давно ничего не снится, он обычно проваливается в чёрную дыру, да и зачем сны, ему и в жизни хватает кошмаров. Но в этот раз, завернувшись в колящуюся шерсть, Серёжа снова видит Олега. Семнадцатилетнего, счастливого Олега, курящего на крыше недостроенной пятиэтажки в паре кварталов от “Радуги”. Олег всегда улыбался так солнечно, что не улыбаться в ответ не получалось. И сердце каждые раз замирало как в первый.

Олег-Птица никогда не улыбался так, в Птице ничего светлого и теплого, сплошное затмение.

Когда машина резко останавливается, Серёжа просыпается с мыслью, что надо просто проверить улыбку. Гениально же.

Олег в зеркале заднего вида мало похож на человека, который в принципе может улыбаться.

- Приехали? - Сергей садится и встряхивается, пытаясь хоть немного разогнать туман в мозгах. Он облизывает пересохшие губы кончиком языка и выдыхает. - Спасибо, Олег. Кем бы ты ни был.

+1

8

Всю дорогу Олег то и дело поглядывает в зеркало заднего вида. Не пристально, не всматриваясь. Не создавая для Сережи ощущения камеры наблюдения. Просто контролируя периферическим зрением картинку происходящего. Чтобы быть готовым к любому неожиданному повороту событий. Конечно, он не боится нападения из-за спины. Во-первых, Сережа безоружен, а ослабшее на больничном пайке и медикамента тело не слушается так хорошо как хотелось бы. Во-вторых, потому что это Разумовский, его Разумовский, который совершенно точно и никогда не причинит ему вред – это константа.
И отслеживая как ведет себя Серый, он просто убеждается что тот хотя бы не пытается навредить себе. В какой-то момент дорога сворачивает, превращается из ровной в проселочную. Но это удивительным образом успокаивает рыжего – когда Олег теряет из виду яркую макушку, он даже оборачивается. Только чтобы обнаружить свернувшегося под пледом друга на сидении.

Его мысли сконцентрированы на дороге, на всех тех моментах, которые нужно просчитать, учесть и не забыть. Пока они будут во временном укрытии вдали от цивилизации, нужно подготовить все условия для возвращения к нормальной жизни. Предусмотреть риски, сделать документы, перевести средства с оффшорных счетов.
Дорога занимает почти три часа, уводит их как можно дальше от Петербурга к границе и под конец Волков уже чувствует как затекли плечи и спина. Отсиженный зад крайне неприятно напоминает о себе.
Мерседес останавливается на границе леса, упирающегося в пронзительно синее озеро. Под вековыми соснами в тени прячется  Небольшой одноэтажный домик, который по своему виду больше напоминает европейски охотничий, чем русский деревенский. Добротный сруб, терраса под крышей у входа, крепкая дверь которая только сделана под дерево, и выкатывающиеся темные ставни на окнах. Внутри все тоже по европейски – кухня-гостиная со всеми современными удобствами и камином, жилая комната, полноценная ванная. Автономный генератор, скважина – здесь все предусмотрено для того чтобы не зависеть от внешнего мира.

Олег глушит двигатель, в зеркало встречаясь взглядом с заспанным Сережей.
- Благодарить будешь, когда придешь в себя. – отзывается он чуть хмурясь.
Потому что вот это его «кем бы ты ни был» неприятно скребет за ребрами. Потому что от этого почти физически больно – видеть рядом единственного близкого во всем мире человека, но понимать что он не узнает тебя. И Олег лишь крепче сжимает губы в тугую линию.
Выбирается из машины, открывая заднюю дверь Разумовскому. И подает руку – гелик слишком высокий, подножка слишком узкая, Сережа – перекачен седативными и расфокусирован.

Отредактировано Oleg Volkov (2021-07-07 13:38:31)

+1

9

Серёжа осматривается, хотя перед глазами всё ещё немного всё плывет, а голова, как у Винни-Пуха, кажется набитой опилками.

- Красиво, - он на секунду замирает, смотря через тонированное окно на темно-синюю, под стать пасмурному небу, гладь воды, на невысокие сероватые скалы вокруг, на лысые деревья, едва припорошенные снегом: зима, видимо, в это году выдалась не особо снежная. Серёжа едва заметно вздрагивает от осознания, что пропустил в своей клетке почти целый сезон.

Дом тоже выглядит хорошо. Разумовский, конечно, дитя городских джунглей, он любит города (особенно, конечно, старые, с историей, от типовой застройки его мутит), любит их удобство и бесконечные истории. Но сейчас, конечно, ему не место в городе. Насколько хватает взгляда, вокруг - ни одного другого дома, никаких больше людей. И это прекрасно. Серёже нужно восстановиться и собраться по кусочкам, как дурацкому детскому пазлу. Не вовремя память царапает воспоминанием, как Олег ему однажды подарил такой с его любимой Венерой, конечно же, и Серёжа собрал его за несколько вечеров, а потом бережно хранил в шкафу. Только вот одна деталь в центре потерялась, и он уже никогда не был идеальным.

Со смертью Олег в нём тоже, кажется, потерялась какая-то важная деталь.

Он снова смотрит на протянутую руку. Кажется, всё, что Олег ему говорит, доноситься до него будто через плотную вату, в голове вертятся какие-то обрывки “плен… жив… это правда я”, но они упорно не собираются в цельную картину. То ли потому, что он всё ещё далеко не в себе, то ли потому, что Серёже до чертиков страшно поверить. В прошлый раз осознание, кажется, вырвало ему сердце (рукой Птицы, конечно же), и второго он просто не может выдержать.

- Я сам могу, - Серёжа сжимает губы, вскидывает всколоченную голову (волосы отросли почти до плеч, но всё ещё куда короче, чем были год назад, когда Серёжа не в адеквате решил устроить себе каре) и спускает из джипа так, как будто на нём его любимый Армани, а не тюремная роба, а идёт он, как минимум, на вручение премии “Человек Года”.

Только вот не рассчитывает, насколько он ослабел, от столкновения с землей колени предательски подкашиваются, и Серёжа летит носом к земле.

+1

10

Разумовский как всегда упрям почти до невыносимости. Невозможно самоуверен и почти заносчив. Он преисполнен гордости и задирает нос так будто сейчас выходит перед объективы сотен фотокамер и придирчивой публики… и Олег, который помнит его совсем другим одновременно потрясен и восхищен.
После того запуганно мальчишки из детдома это было удивительно и прекрасно. Когда возмужав, окрепнув, найдя в себе силу и начав демонстрировать миру свой истинный характер, молодой миллиардер и филантроп начал мелькать на обложках глянца и в сводках светской хроники. С такой осанкой и улыбкой словно был рожден для этого, а по венам его течет не алая, а голубая кровь.
Сейчас же - после всего, что пришлось ему пережить… это поразительно. Многие сломались бы безвозвратно. Многие потеряли бы себя за бесконечными литрами капельниц и часами терапии. Но только не Серый.

Олег закрывает за ним дверь машины с негромким хлопком. Пикает сигнализация, а он идет за спиной Разумовского почти шаг в шаг. Толко если в движениях Сережи нарочитость и дрожь, то Олег - спокоен и сосредоточен. Он не торопится открывать дверь, потому что чувствует что надолго обессиленного и вялого друга не хватит.
Волков успевает подхватить Сережу за мгновение до того, как его колени коснутся земли. Крепко обнять за плечи, прижимая к себе. Безапелляционно, не терпя возражений. И почти злится на упрямца за его попытки доказать, что он со всем может справиться один.
- Прекращай страдать херней, Серый. - тихо, но решительно отчитывает его на ухо Олег.
Кажется, он только зол… но потом слышно как срывается с губ тяжелый вздох. Разочарование в самом себе. Потому что это его вина, что Разумовский привык полагаться только на себя, что он отчаянно пытается найти опору в себе самом, когда тело и разум изменяют ему.
- Меня не было рядом, чтобы помочь и подержать тебя. - его голос все так же тих и спокоен, а крепкие руки держат Сережу за плечи, прижимают боком к боку. - Но сейчас я здесь. Я рядом. Ты больше не должен справляться один.

Отредактировано Oleg Volkov (2021-07-07 21:14:32)

+1

11

- Олег, - он выдыхает тихо, но в голосе непривычно много эмоций. Серёжа крупно вздрагивает всем телом, только в этот момент осознавая, что воздух вокруг ледяной. Потому что у Олега чертовски горячая рука, которая прожигает даже через слой ткани. И так ведь было всегда, каким бы ярким не был Серёжа внешне, Олег всегда был самым теплым. Когда ему снились кошмары, Олег залезал ночью к нему в кровать и обнимал теплыми руками, прижимал к себе и шептал что-то успокаивающее... Пока они не стали слишком большими для лежания в одной кровати (Серёже этих объятий катастрофически не хватало).

Вот и сейчас его как будто окружает коконом из тепла, и Серёже хочется отвесить себе пощечину из-за того, насколько ему хочется обхватить его за талию, уткнуться в шею и просто дать себе поверить.

Но Серёжа просто сжимает ладони в кулаки и заставляет себя переставлять ноги шаг за шагом.

И тут Олег начинает говорить, и ему так больно от его слов, что кажется, что его изнутри что-то раздирает. Это не-вы-но-си-мо, это хуже всего, что делали с ним к психушке, его выворачивает наизнанку.

Он не заслуживает таких слов, не от Олега уж точно, потому он не справился один, он не смог ничего без него, он сорвался, сломался, провалился, и умереть стоило ему, а не Олегу. И даже в этом он не преуспел, какое удивление.

- Но ведь тебя нет, - шепчет он едва слышно, напоминая, скорее, себе.

Серёже хочется забиться куда-нибудь в угол, закрыться пледом с головой и вновь оказаться в каком-нибудь из счастливых детских воспоминаний, когда они правда были вдвоём против целого мира.

Сергей вскидывает голову уже у самого порога, когда Олег отстраняется, чтобы открыть дверь, смотрит прямо на Олега, и его черты как будто заостряются, когда губы растягивает хищная усмешка:

- Ты ему больше не нужен, понял? Ты упустил свой шанс, когда бросил его, так что никакое воскресенье тебе не поможет.

Серёжа заходит в дом первым, совершенно не замечая, что он не помнит, как Олег открыл дверь, и оглядывается. Уютная обстановка в этот момент оставляет его совершенно равнодушным, кажется, что на хорошие эмоции у него просто не остаётся сил.

Ни на что уже на самом деле не остаётся.

+1

12

И снова слова отрицания ввинчиваются под ребра ржавым и зазубренным металлом, оставляя рваную болезненную рану. Сколько еще таких придется стерпеть пока Сережа перестанет отрицать его существование? Когда выйдет из крови вся химия, прояснится сознание и он сможет доверять своим глазам и ощущениям? Если верить врачам, то полторы-две недели, с поправкой на собственное ментальное здоровье Разумовского.

Именно оно и попадает под самый большой вопрос. Играет роль русской рулетки. Которая может выстрелить в любой, самый неподходящий момент. И первая шальная пуля врезается в мыли Олега в тот момент, когда он открывает дверь, звеня ключами.
Волков замирает, а в темных глазах искренне потрясение.
Сейчас его не от кого скрывать. Да и он просто не готов, что диссоциативное расстройство идентичности проявит себя именно так. Что в короткое мгновение родное и замученное лицо исказится до невообразимости, во взгляде появится что-то хищное, почти животное. И голос – он режет острее стали.

Олег знает, что это ложь. Что они нужны друг другу и так было всегда. Волков словно неудачны сапер, разгуливающий с завязанными глазами по минному полю, снова и снова совершал эту ошибку – пытался дать Сереже пространство и время, надеялся что новые связи и знакомства будут достаточно важными и интересными. Что кто-то станет для него таким же родным... и что его самого перестанет так непреодолимо тянуть к нему.
Но бороться с этим притяжением так же тупо как пытаться отрицать гравитацию. Он пытался слишком долго.  Слишком много времени и сил потратил впустую.

Поэтому теперь не имеет права злиться на жестокие и правдивые слова – он заслужил их. Он заслужил видеть Сережу таким и понимать, что если бы он был рядом, всего этого бы не случилось. Заслужил всю ту боль, что приносит видеть его таким. Тенью самого себя.
И вместо попыток спорить, он лишь крепче сжимает кулаки. Делает глубокий успокаивающий вдох, медленно выдыхая, словно готовится к важному выстрелу без права второй попытки.

Запирает дверь на все замки, прячет ключи в карман. Скидывает куртку на одно из кресел напротив камина, отходя в кухонную зону гостиной.
- В комнате лежат новые вещи. Можешь принять ванную, если хочешь. Тебе нужно много пить и лучше поужинать. Есть пицца «четыре сыра», могу приготовить пасту. А да, есть пончики.
Все – как любит Сережа. Все чтобы создать для него максимально комфортные условия и свести на минимум неприятные воспоминания. Чтобы вернуть своего Сережу как можно быстрее.

Отредактировано Oleg Volkov (2021-07-08 09:07:01)

+1

13

Серёжа ничему не удивляется, он ведь на самом деле даже не до конца уверен, что это всё происходит на самом деле, в глубине сознания, где-то в районе затылка, бьётся настойчивое желание ущипнуть себя посильнее, чтобы боль прокатилась волной по телу, а расплывшийся синяк убедил бы его хоть в чём-то. Он даже смотрит мельком на свои пальцы - теперь такие худые, что, кажется, больше похожи на лапки паука-альбиноса. И силы в них - ни на грамм, кажется, не осталось, теперь кажется невероятно странным, что всего несколько месяцев назад он мог почти на равных драться с тренированных полицейским… Впрочем, Серёжа всё равно этого практически не помнит. Все эти воспоминания - где-то там, у другого, и Серёжа, видимо, недостаточно хочет получить их обратно. Как будто ему ещё есть куда ломаться.

- Спасибо, - он благодарит на автомате, потому что он ведь вежливый, ещё в детском доме этому удивлялись (и за это же, в принципе, били). Разумовский не пользуется матом, Разумовский улыбается учителям и всегда знает правильный ответ, Разумовский говорит “спасибо” и “пожалуйста”, даже когда ему ничего не нужно. И даже утирая кровь из носа, он не ругается и не бежит жаловаться, только глотает несправедливые слезы и сжимает кулаки. Таким он был до того, как появился Олег.

Каким он стал сейчас, лучше не задумываться.

- Я хочу помыться, да. И… ты умеешь готовить? - он чуть вскидывает бровь, оборачиваясь к Олегу. У того на лице жуткая смесь эмоций, это… непривычно, Птица, до этого, демонстрировал ему достаточно ограниченный спектр. Но что толку об этом задумываться, он ведь тоже мог научиться всему, чему угодно. Раз уж смог всё это организовать. - Мне всё равно. Я не голоден.

Он стягивает одежду в спальне, не потрудившись даже дверь до конца закрыть - перед кем тут стесняться? - собирает чистую в охапку и заходит в ванну. Он не удивляется одной кровати так же, как и не обращает внимание на то, что ему предлагают его любимые блюда. Было бы странно, если бы он сам их забыл.

Не так ли?..

Отредактировано Sergey Razumovsky (2021-07-08 19:32:00)

+1

14

Блеклая тень знакомой искренней благодарности призраком напоминает о прошлом. Олег  не слышит в «спасибо» того, что действительно значит это слово - только банальную вежливость.
Когда-то давно робкий рыжий мальчик думал, что безукоризненная вежливость - гарант доброго к нему отношения и не понимал, почему на отдельных мудаков она действовала как красная тряпка на быка. Когда-то Разумовский был наивен и невинен, что сейчас даже сложно представить как он мог быть Чумным доктором, превратившим Петербург в поле боя.

Олег удивленно поднимает брови, когда друг спрашивает про готовку. Да, они особенно это не обсуждали когда в последнее время общались в его перерывах службы или после дембеля.
- Армия учит не только сражаться, но и выживать. Умение приготовить себе обед - одно из не менее важных для солдата, чем меткость или твердая рука. - он усмехается, - Конечно, пасту там готовить не учат, это уже моя свободная программа.
Отсутсвие аппетита - тоже нормально для того, кого накачивали различными препаратами и кормили совсем не как в пятизвездочном отеле. По факту - Сереже сейчас хватит самой простой армейской каши и не было нужды заморачиваться с его любимыми блюдами. Вкусовые рецепторы задавлены, ему несколько месяцев отказывали во всем, что ему важно и нравится, глушили любые проявления личности. Но это тоже часть новой не медикаментозной терапии, которая должна вернуть настоящего Разумовского. Это то, что Олег может ему дать чтобы как можно быстрее Сережа почувствовал вкус к жизни. 
- Иди, но поесть тебе все равно будет нужно. - кивает Волков, краем глаза наблюдая как друг уходит в комнату.

С тихим звуковым сигналом включается модная индукционная плита, Олег неторопливо достает из холодильника продукты, приступая к готовке. Боковым зрением он наблюдает за виднеющимся в приоткрытой двери силуэтом. Движения Сережи заторможенные, вялые, а тело… Олег невольно сжимает руки в кулаки, не в силах смотреть. Но не отводит взгляд, наказывая себя за эту дурацкую ошибку и заставляя смотреть каким исхудавшим и угловатым стал Серый. Выступающие лопатки словно надломанные крылья, а плечи и коленки такие острые… иссушенный скелет, обтянутый кожей, только обросшие рыжие волосы напоминают того самого Разумовского.
Подростка, мечтающего изменить мир к лучшему.

Он попытался… не смог. Потому что его не было рядом?
Смогли бы он найти другой путь вместе? Получилось бы у Олега сдержать агрессивный радикализм Сережи? Смог бы он придумать менее самоубийственный план, не включающий террористические акции и громкие показательные убийства на камеру? Надо признать - это было даже красиво. И заслуженно, что уж там говорить. Каждое преступления - начиная с Гречкина, было вполне заслуженной расправой. Просто все зашло слишком далеко. И вместо того, чтобы принести в любимый город мир и порядок без маргиналов,  он устроил там революцию и беззаконие.

За стенкой слышится мерный шум воды, а Олег нарезает куриную грудку с луком и обжаривает ее в глубокой сковородке пока на другой конфорке варятся спагетти. Он не торопится, прекрасно понимая что Разумовский с неограниченным доступом к воде, может провести под душем времени не меньше некоторых женщин. Тем более когда возможность насладиться благами цивилизации выпадает впервые за несколкьо месяцев. И наконец-то санитар не стоит в двух метрах, наблюдая что ты делаешь.

Отредактировано Oleg Volkov (2021-07-08 21:13:47)

+1

15

Серёжа изо всех сил избегает взгляда в зеркало, но оно прямо перед дверью, крупное и без рамки, привлекает внимание. И, вздохнув, он всë-таки смотрит на себя. Когда-то, в другом мире, он волновался о своём внешнем виде. В детском доме, конечно же, у него не было возможности выбирать одежду, за счастье было, если перепадало что-то любимого фиолетового цвета. В студенческие же времена ему едва хватало на еду, да и не до того было, он учился и работал как проклятой: сначала писал лабы и дипломы на заказ, потом начал выполнять небольшие заказы на фрилансе, параллельно разрабатывая ядро вместе. Ну и, конечно, не для кого ему было тогда выглядеть хорошо, единственный человек, чье мнение о себе его интересовало, топтал землю солдатскими сапогами на другом конце России.

А когда пришёл успех, дорогая одежда и стильная укладка стали ещё одним средним пальцем для всего мира, типа как его вендинговые автоматы в кабинете. Он смог. Он добился. Но вам всем ничего не светит, вы можете только смотреть со стороны и восхищаться.

Сейчас, конечно, восхищаться  нечем. Серёжа только слабо усмехается своему осунувшемуся отражению и врубает горячий кран почти наполную.

Если бы только его внешний вид имел хоть какое-то значение... Ещё тогда, когда можно было надеяться хоть на что-то со стороны Олега.

Ванна набирается быстро, Серёжа, наверное, использует всю горячую воду из бойлера, но какая разница, ещё наберётся, а при виде исходящей паром воды он чувствует слабый укол радости и опускается в неё с едва слышным стоном. Ванны он обожает всё по тем же причинам: в детдоме были только общие души, и ванна - это что-то из детства, с пушистой пеной и дурацкими игрушками.

Сейчас нет ни пены, ни игрушек, но Серёжа всё равно лежит столько, что кожа на пальцах совершенно сморщивается, а вода почти остывает. Из кухни явно тянет чем-то очень вкусным, и хотя Серёжа всё ещё ничего не понимает, он решает отпустить и забить. Хотя бы до завтрашнего утра.

Он выходит в гостиную уже одетый в удобную футболку и спортивные штаны, с полотенцем, по-дурацки намотанном на отросшие волосы, и на секунду замирает, смотря в спину Олегу, проворно орудующему лопаткой в сковородке. Можно почти что правда поверить, что это всё происходит на самом деле. Что Олег правда вернулся с того света, чтобы приготовить ему его любимую пасту. А если дать себе помечтать ещё больше, то можно даже представить, что ему можно подойти к нему так просто, со спины, обнять и уткнуться носили в затылок. Они ведь раньше постоянно обнимались, жадные до телесного контакта, пока что-то не поменялось. И объятия резко стали неловкими. По крайней мере, для Серёжи, который всегда боялся себя чем-то выдать. Отвращения на лице Олега он бы не пережил, как ему тогда казалось. Впрочем, как показала практика, он был куда более живучим, чем ему казалось.

Он всë-таки подходит ближе, но обнимать, конечно, не обнимает, только находит в шкафчике над раковиной посуду, и, после некоторого внутреннего сопротивления, достаёт две и относит за стол.

- Знаешь, когда Клеопатра принимала ванну, ей всегда играл личный оркестр, - он выдает рандомный факт почти на автомате, нейтральным тоном, на секунду забывшись. Просто привык, что с Олегом можно не фильтровать все свои мысли. Видимо, работает, даже если это и не Олег.

Он достаёт ещё и приборы, а затем стягивает с головы мокрое полотенце.

- Чувствую себя немного больше человеком.

+1

16

Появление Сережи в гостиной не проходит не замеченным. Олег спиной чувствует пристальный взгляд Разумовского, но предпочитает молча заниматься делом. Чтобы не спугнуть. И в голове вдруг возникает воспоминание о детской книжке... той самой, после которой Сережа обрел в устах Волкова еще одно прозвище, звучащие только между ними двумя – «Лис».

«Надо запастись терпеньем, - ответил Лис. - Сперва сядь вон там, поодаль, на траву - вот так. Я буду на тебя искоса поглядывать, а ты молчи. Слова только мешают понимать друг друга. Но с каждым днем садись немножко ближе...»

Тогда, детьми они узнавали друг друга совсем как Маленький принц и мудрый Лис. Тогда эта сказка казалась удивительно полезной инструкцией как подружиться с одиноким и запуганным мальчиком, который хочет сделать этот мир лучше. Вопреки тому как мир снова и снова жестоко дает понять, что ничего не бывает просто, что люди по природе своей жестокие индивидуалисты.

«Ты для меня пока всего лишь маленький мальчик, точно такой же, как сто тысяч других мальчиков. И ты мне не нужен. И я тебе тоже не нужен. Я для тебя только лисица, точно такая же, как сто тысяч других лисиц. Но если ты меня приручишь, мы станем нужны друг другу. Ты будешь для меня единственный в целом свете. И я буду для тебя один в целом свете...»


Сергей все еще растерян и как будто немного дезориентирован. Совсем не так активен как привык Волков. Он все еще – блеклая тень того Сережи, которого он помнит. И все-таки в этих серых спортивных штанах и фиолетовой футболке, с полотенцем на голове, он настолько уютный и домашний, что хочется поверить, будто все сразу стало как прежде. Что одного затяжного валяния в ванной достаточно чтобы смыть с Сережи накопленные за эти месяцы усталость, депрессию, неверие и отчаянье.

«Но если ты меня приручишь, моя жизнь словно солнцем озарится. Твои шаги я стану различать среди тысяч других. Заслышав людские шаги, я всегда убегаю и прячусь. Но твоя походка позовет меня, точно музыка, и я выйду из своего убежища.»

 
Это не будет просто... Ему снова придется приручать одичавшего и настороженного Лиса. Но Волков готов к этому. Хотя?..
На какой-то миг кажется, будто Сережа просто уставший, но прежний. Он достает посуду, расставляет ее на столе и вяло, но все-таки шутит. Хочется обмануться и поверить, что все так прост стало как прежде. И Олег легко подхватывает тон друга.

- Могу организовать оркестр из Мариинки. Если подключить твои активы, то даже из «Ла Скала». – усмехается Волков, - Только не удивляйся если потом на нас объявят облаву. 
Он накладывает горячую ароматную пасту по тарелкам, накрывая остатки крышкой и оставляя на выключенной плите. Достает из холодильника сок – не тетрапак, а графин специально заказанного и привезенный сюда свежевыжатого. Потому что для Разумовского – только лучшее.
- Я рад, - впервые за этот вечер Волков улыбается.
Спокойно и уверенно. Потому что даже если это временно просветление – оно дает надежду. Что Сережа куда сильнее, чем думали все вокруг: в том числе этот позорный мент, еврейский докторишка.

Отредактировано Oleg Volkov (2021-07-09 09:09:26)

+1

17

- Пахнет хорошо, - Серёжа всё также вяло, едва заметно улыбается, подтягивает к себе поближе тарелку и привычно садиться, подогнув под себя одну ногу. - Ну, раз я теперь не эксцентричный миллиардер, а всего лишь преступник в бегах, думаю, обойдемся без “Ла Скалы”, - деньги его, конечно, никуда не деваются, он ведь прекрасно знал, в какой стране они живут, и был готов к любому будущему, поэтому денег ему хватит на любые эксцентричные желания. Только вот сейчас ему, конечно, ничего не хочется.

Он медленно начинает есть, да и то заставляет себя через силу, исключительно благодаря мысли о том, что если он достаточно окрепнет - может, и Птица получится взять под контроль. Мысль, конечно, абсурдная, учитывая, что и тело у них одно на двоих, но у него всегда должна быть какая-то цель, всегда была. Это помогло и приют пережить, и учёбу, и нынешнее “лечение”. По крайней мере, Серёже хочется думать, что пережил.

Его отросшие, всё ещё темные от воды пряди свисают вдоль лица, и тяжелые прозрачные капли падают на стол и на светлую ткань футболки, но Серёжа не обращает на это внимание. Еда правда, кажется, вкусная, хоть он и не чувствует почти ничего, только в животе становится тяжелее, а головная боль чуть притупляется. Он всё ещё почти не смотрит на Олега, потому что слишком тяжело, и невольно думает, что жаль, что их тут всего лишь двое. Может, если бы Олег поговорил с кем-то ещё, он бы мог…

Хорошо, что их тут только двое. Как бы то ни было, доверять обоим версиям Олега он может, что бы ни случилось, а вот с другими бы людьми вряд ли такое вышло.

- Помнишь, ты однажды приехал в увольнительную на пару дней? Была поздняя весна, кажется, - он делает глоток сока, облизывает пересохшие губы, и пьёт снова. - У меня тогда уехал сосед по общаге, и я провел тебя, уговорив вахтершу. И мы, кажется, два дня сидели у меня в комнате, не выходя, ели дошики, смотрели какой-то сериал… Не помню, ты выбирал, и разговаривали так, как будто расстались пару часов назад. Хорошо было, - Серёжа даже не особо ждёт реакции, какая тут может быть реакция, он просто вспоминает, каким он когда-то был счастливым и глупым, потому что не понимал своего счастья. Внутри всё ещё сидела обида на Олега, хоть они помирились: за то, что бросил его, за то, что смог спокойно жить без него, что у него там была новая, отдельная от него жизнь, в которую Серёжа со своей ненужной влюбленностью никак не выписывался. Они ведь даже и в одной кровати тогда не уснули в итоге, хотя ему так этого хотелось, но Олег ушёл на соседскую.

Теперь бы он был счастлив хотя бы снова посидеть рядом. Не видя эту гребанную печать “ПОГИБ” каждый раз, когда поднимает глаза на друга.

Он отставляет на половину пустую тарелку, вытирает губы бумажной салфеткой и поясняет:

- Всё, я больше не могу. Мы же тут надолго, да?

Отредактировано Sergey Razumovsky (2021-07-09 16:49:26)

+1

18

Олегу, конечно, далеко до повара мешленн, но готовит он очень даже неплохо. Это он знает и без вежливых замечаний Разумовского. И вообще с каждой такой нарочито благодарной или приятной фразой, почему-то чувствует себя все менее довольным.
Потому что с ним Серый никогда не тратил время на ненужную вежливость. Всегда говорил прямо, откровенно. И если благодарил или восхищался - делал это с такой искренностью и такими эмоциями на лице, что от них щемило где-то в груди и улыбка сама просилась на обычно спокойное лицо. Эти двое были слишком близки, чтобы размениваться на формальности… и сейчас Волков чувствует себя все больше отдаляющимся от Серого. Хотя только-только вернулся к нему.

Они едят в молчании, Олег старается не нервировать Разумовского своим взглядом. Но все равно не оставляет его без своего внимания. Боковым зрением ловил неуверенные движения и замечает как в какой-то момент Сережа просто возит вилкой по тарелке.
Когда он вдруг начинает говорить, Волк отставляет стакан, поворачиваясь к другу.
- Помню, - кивает он, с усмешкой.
Слушает воспоминания об их юности, вместе с Разумовским погружаясь в те прекрасные выходные. Это было его первое увольнение после того, как он сбежал от собственных мыслей и желаний в армию. Они тогда жутко поссорились, потому что Серый был уверен, что Олег пойдет на иняз… а он бросил его.
Бросил после того как на вечеринке в честь окончания выпускных экзаменов они спьяну поцеловались. Было много ребят, девчонки, бутылочка, крепкий алкоголь, который удалось достать не иначе как чудом… И они поцеловались. Этот поцелуй вскрыл нарывавшую и гноившуюся рану, которую Олег несколько лет уже пытался не замечать. И он захлебнулся в том, что почувствовал. В желаниях, которых не должен был испытывать к своему почти брату. В отчаянной жажде не останавливаться на этой близости и завалиться вместе с Серым на кровать, прижимаясь тесно-тесно и целуя его всего. Это обжигающее стыдом и неправильностью желание тогда напугало его до чертиков.
Настолько сильно, что он позорно сбежал. Сбежал, надеясь, что армия выбьет из головы все дурные и ненужные мысли. Вот только это не помогло. Когда Волков смотрел на всех остальных парней, он не чувствовал ничего подобного… но стоило встретиться с Разумовским и по вискам вновь ударило обжигающей правдой. Олег был ужасно рад видеть Серого… но это было невыносимо. И только сила воли не дала Волкову совершить фатальную ошибку и испортить их дружбу в тот весенний вечер.

И сейчас он слушает Разумовского, вспоминая все это… невольно скрещивая руки на груди и чуть хмурясь. Со вздохом кивает, когда Сережа сокрушается как было хорошо тогда. Да, именно потому, что это было так хорошо, он не имел права испортить их встречу ненужными порывами.
- Это были классные выходные. Я тогда обожрался чипсами и шоколадом, кажется на год вперед. - он усмехается. - И мы смотрели спасателей Малибу. Вернее, они тупо крутились фоном, а мы болтали… - хмурое выражение на лице Олега сменяется почти мечтательной улыбкой. - На тебе были смешные оранжевые носки с волчьей мордой, которые я подарил на новый год. А мои промокли и ты дал свои фиолетовые. - он усмехается, качая головой. - Классные были выходные…

Порция Сережи оказывается ему слишком большой, Олег невольно корит себя что просчитался. Не соразмерил аппетит и порции, к которым его приучили за последнее время. Переборщил с заботой и желанием дать другу как можно больше - все и сразу.
- Не доедай, - Олег кивает, - Думаю, на месяц-полтора. Будет зависеть от тебя.

Отредактировано Oleg Volkov (2021-07-10 07:56:32)

+1

19

Серёжа не может не думать, что ему хотелось тогда совсем не болтать... Болтать тоже, точнее, с Олегом всегда было легко разговаривать, он умел слышать, как никто, и он на самом деле очень скучал по своему лучшему (и единственному другу). Но тогда, после стольких месяцев разлуки, ему как никогда хотелось податься вперёд,  провести ладонями по непривычному бритому затылку и поцеловать, наконец. В отличие от Олега, он-то прекрасно помнил тот их поцелуй, да и пьяным он почти не был, больше притворялся. И в те несколько минут чуть с ума не сошёл, потому что это оказалось ещё лучше, чем ему представлялось, у него не то что фейерверки внутри взрывались, скорее, атомные бомбы.

Он уже представил тогда, что всё наладиться, поверил, что Олег тоже... А потом он не вспомнил ничего. Серёжа предпочёл верить, что он правда забыл, а не сделал вид, потому что ему было слишком противно вспоминать.

Но он не мог не думать, не вспоминать, когда они валялись рядом, когда взгляд почти что против воли соскальзывал на губы Олега... Но он удержался, конечно же, всегда удерживался.

- Ты помнишь носки... Я не помнил, - Серёжа чуть отпускает веки, вспоминая, потом кивает. Точно, рыжие носки с волчьими мордами. Они всё ещё были где-то в его вещах... Раньше. Сейчас у него, конечно же, никаких вещей не осталось.

Всё закончилось. Зато, конечно, теперь ему нечего было бояться, он уже потерял всё, что мог.

- Хорошо, - он не спрашивает, в безопасности ли они, уж об этом-то точно любой из Олегов должен был позаботиться. - Я давно хотел в отпуск... Правда, думал, скорее, об Италии, но Россия, российская глушь - это не так уж плохо, - Серёжа снова пытается пошутить, поднимаясь из-за стола. - Что ж, если нужен будет доступ к счетам, скажешь мне... Если его у тебя нет, - он чуть пожимает плечами, придерживаясь своего решения не думать об этом хотя бы сейчас.

Неожиданно на него накатывает усталость, такая, что даже говорить становится неожиданно тяжело. Он зябко обнимает себя за плечи и молча оборачивается к спальне. Хотя до неё всего пара метров, ему приходится сжать зубы,  чтобы дойти, но ему не хочется, чтобы Олег ему снова помогал (очень хочется).

- Мне надо немного поспать, - тихо говорит он на пороге и даже не помнит толком, как оказывается в кровати, и проваливается в сон.

Отредактировано Sergey Razumovsky (2021-07-09 23:05:24)

+1

20

У Волкова всегда была отменная память. Это что-то врожденное - одна из причин по которой ему так легко давались иностранные языки с их бесконечными словарями и правилами. И Сережа это тоже прекрасно знает. Но он легко поверил в то что наутро после вечеринки Волков «не вспомнил» ничего из того, что было - алкоголь слишком хорошая отмазка, когда тебе семнадцать.
Но Олег помнит. Это и многое другое. Но предпочитает как всегда молча хранить свои тайны под непробиваемым слоем спокойствия.

- После можем организовать и Италию, - легко соглашается Олег, - Что до счетов - сейчас это не твоя забота. Твоя главная задача - прийти в форму. Через несколько дней подключим медитацию и йогу, а когда ты начнешь нормально есть - посмотрим, что ты помнишь из наших тренировок, - усмехается Волков.
Подростком, он однажды понял, что даже если очень этого хочет - не всегда будет тенью следовать за Разумовским. Что Сережа должен уметь защитить себя недолго словом - этим оружием он владеет в совершенстве и аргументация и кругозор Серого могут унизить кого угодно. Как и умение очень тонко и едко подбирать слова.

- Да, конечно. - кивает Олег.
Даже не уточняет, что в случае с Сережей поспать нужно очень даже много. Потмоу что за последние месяцы он вряд ли хоть раз спал нормальным сном, а не проваливался в бесчувственное бессознательное состояние, навязанное седативными. Правда, тот факт, что сегодня Разумовский ложится в кровать не под препаратами, вызывает другие опасения… но проследив взглядом за вяло переставляющим ноги другом, Олег надеется, что все обойдется.

Сережа даже не утруждает себя тем чтобы закрыть дверь, и это хорошо. Это позволяет приглядывать за ним с дивана в гостиной.
Олег вытаскивает из небольшой гардеробной, дверь в которую прячется неподалеку от входа, запасное одеяло, но особенно не заморачивается. Он все равно не планирует крепко спать в эти ночи - по крайней мере пока не убедится, что Разумовский не преподнесет сюрпризов… вроде той возмущенной речи на пороге дома, которая словно принадлежала другому человеку.
Выключив в доме свет, Волк заваливается на диван. Домик, спрятанный в лесу, отрезанный от городских фонарей, быстро погружается в темноту. Солдатская выучка помогает быстро приспособиться и к этому, начать видеть в темных линиях и тенях контуры мебели. К счастью, окно спальни выходит на озеро, над которым сейчас стыдливо прячется за облаками полумесяц. Он проливает на комнату хоть какой-то свет, подсвечивая рыжую макушку.

Волков закрывает глаза, но не засыпает. Он знает как сохранять бдительность даже когда тебе кажется, что ты заснул и вот-вот провалишься в черноту. Как видеть сны, продолжая слышать звуки происходящего вокруг. Сознание растворяется в звенящей тишине природы, которая нарушается лишь редким чириканьем неугомонных птиц.
Пока в него не врезается судорожный вскрик, заставляющий Олега резко сесть на диване. Он надеется, что послышалось, что это игра его воображения, подкидывающего воспоминания о прошлом во сне. Но невнятное жалобное бормотание пополам со всхлипами доносится из комнаты.
Он надеялся, что этого не будет… но ожидал.
Со вздохом откинув одеяло, Волков поднимается с дивана и даже не обувается, тихо заходя в спальню.

- Серый?.. - негромко окликает он скукожившегося креветкой друга.
Он даже под одеяло не лег, завалился поверх заправленной кровати, и теперь сжался от холода - в доме тепло, но стресс, отпускающие препараты и усталость могут давать эффект лихорадки.
Разумовский не реагирует. Подростком он иногда просыпался. Потом снова засыпал, но уже спокойнее, а сейчас… Олег возвращается в комнату - забрать одеяло и накрыть друга. Присаживыается на край кровати. Блеклый синеватый свет делает и без того бледное лицо почти мертвенным. На лбу капли - не то вода с волос, не то холодный пот. Волков осторожно касается лица - оно холодное, а плечи подрагивают и с тонких искусанных губ срываются всхлипы пополам с нечленораздельными звуками.
- Все будет хорошо, Серый. - тихо проговаривает Олег, мягко поглаживая друга по волосам. - Я тебе обещаю.

Когда-то давно был действенный способ избавить Сережу от кошмаров. И Олег никогда не понимал как и почему это срабатывает… но однажды стало просто стремно ложиться в кровать друга по ночам. Они просто выросли и это перестало быть невинным жестом заботы. Но сейчас тоже нет места для иных мыслей, все чего хочет Волков - чтобы Сережа мог спокойно и безмятежно уснуть, отдохнут по-настоящему.
И поднимается с кровати только чтобы обойти ее и лечь с другой стороны, за спиной Сережи. Прямо поверх одеяла, одной рукой обнимая завернутого в кокон друга и утыкаясь носом в торчащую из объемных складок макушку. Влажные волосы пахнут… им. Тот самый родной запах, который невозможно забыть, даже если несколько лет твой нос забивали гарью и кровью.

Отредактировано Oleg Volkov (2021-07-10 09:22:42)

+1

21

Серёжу будто засасывает тьма. В отличие от тёплого дневного сна, этот наводит на него ужас ещё до начала. Он бежит по бесконечному коридору, постоянно чувствуя на шее холодное дыхание и слышал скрежет крыльев за спиной. Плитки пола под ногам  периодически оказываются обманками, он проваливается в ямы, дёргается всем телом, как бывает только во сне, но никак не может проснуться, только, как будто, падает всё глубже.

Периодически сон сменяется на что-то более реалистичное, Серёжа то видит маму, уходящую в темноту лифта, то лица хулиганов из детского дома, нависающие над ним, то вновь заходящего в поезд Олега.

Он пытается хватать его за рукав, но комуфляжная ткань растворяется между пальцев, Олег отбрасывает его руку и строго говорит: "Хватит. Отпусти меня, Серый. Ты всегда был слабаком, но теперь пора, наконец, позврослеть", - но жесткие слова ранят не так сильно, как холодный застывший взгляд. Лицо Олега под его взглядом начинает расползаться, покрываться трупными пятнами и гнить, и Серёжа изо всех сил пытается заорать, но, как это часто выходит во сне, получается только открыть рот. Он снова крупно дёргается и неожиданно просыпается, таращась невидяще в темноту спальни.

Он не может понять, где он, это не похож на его кабинет в башне, не похоже и на его квартиру, в которую он в принципе-то заходил раз в два месяца. Потом Серёжа вспоминает про камеру психушке, про отвратительно бурые стены, но вместо них тоже видит только слабые очертания дерева.

А потом он резко ощущает теплую тяжёлую руку, горячее дыхание в затылок и широкую грудь, закрывающую его спину.

- Олег, - он не задумывается сейчас, что этого не может  быть, да и ему, откровенно говоря, плевать, Серёжа достаёт из-под одеяла правую руку, находить его ладонь и крепко сжимает, переплетая их пальцы. - Не бросай меня.

Он, кажется, не просыпается до конца только вспоминает снова, как тот прогонял его кошмары в детстве, и снова засыпает, уверенный, что в этот раз ему больше ужасов не приснится.

Теперь Серёжа будет спать до утра.

+1

22

Сон не идет… Олег понимает, что отдых ему тоже нужен. Что постоянно бодрствовать в порыве желания уследить за Сережей и предупредить любую «внештатную ситуацию» просто невозможно. Он пытается снова погрузиться в неглубокий сон…
Но у него слишком хороша память.
И вот так лежать вместе в одной кровати - это будит слишком много воспоминания. Картинки прошлого мелькают перед мысленным взором. Раздаются голоса, сменяя друг друга. Вот он вступается за мальчишку, который решил спасти от задиристых пацанов замученного котенка. Вот он и в медпункте, латают разбитую губу Олега. Вот приехавший с чемоданом хороших вещей Волков отдает рыжему добротный теплый свитер, который лучше приютских вещей . Вот они с классом в Эрмитаже и Разумовским рассказывает про некоторые картины куда интереснее экскурсовода…

Воспоминаний хватит на многосерийный сериал. Они были друг у друга одни в целом мире. И эпизоды сериала проносятся на черном полотне закрытых век. Из этого полузабытья Волкова выдергивает голос - он открывает глаза.
Тихий голос говорит сквозь сон и Волков чувствует как пошевелился Сережа. Не успевает ничего сказать или делать, прежде чем друг берет его загрубевшую руку с шершавой кожей, переплетает его пальцы со со своими тонкими. Олег сжимает их в ответ, а по вискам ударяет почти мольбой Разумовского.

Волк зажмуривается на мгновение, сдерживая себя от тяжелого вздоха. И мягко утыкается носом в рыжую макушку, едва слышно отвечая.
- Больше никогда. Даю слово. - губы едва ощутимо касаются влажных растрепанных волос в почти невинном прикосновении.
Он знает, что Сережа не услышит - потому что как и раньше после панических всплесков посреди ночи, он забудется наконец-то безмятежным сном… но прежде всего дает это слово себе. Потому что он сотни раз думал об этом, но раньше не было случая облечь мысли в форму и высказать их прямо.

Разумовский больше не просыпается. И почти судорожно сжавшие руку Олега пальцы чуть расслабляются, когда он погружается в спокойной сон. И Волков позволяет себе отпустить самоконтроль, забываясь на время в глубоком сновидении. На утро он не помнит ни сюжета, ни лиц, ничего… только ощущение, что спал впервые за много месяцев удивительно спокойно.
Просыпается он рано, когда за окном еще только светает. Сережа все так же безмятежно спит в коконе одеяла, только теперь уткнувшись Олегу в грудь. И еще какое-то Волк просто лежит в кровати, вслушиваясь в размеренное дыхание рядом и наблюдая как чуть подрагивают рыжие ресницы на веках.

Из кровати он выбирается почти неохотно. Принимает быстро прохладный душ, завтракает и усаживается на диван с русско-китайским разговорником, который в последнее время стал его настольной книгой от скуки. Дверь в спальню приоткрыта, так что можно наблюдать за происходящим краем глаза. Ему остается только ждать.

+1

23

Проснувшись во второй раз, Серёжа обнаруживает, что уже утро. Рядом никого больше нет, но он как будто всё ещё чувствует фантомное тепло рук вокруг своего тела. Правда, теперь он совсем не уверен, что ему не приснилось… Но он лежит поверх одного одеяла, укрытый другим, и как-то получается, что как минимум кто-то должен был заходить, чтобы его укрыть.

Олег.

Или не-Олег.

Его тревожит даже тот факт, что он считает первый вариант возможным. Маловероятным, конечно, но возможным. Наверное, виноваты в этом таблетки, выходящие из его организма, с каждым выдохом и каплей пота, и Серёжу это одновременно пугает и радует. В конце концов, не то чтобы они в принципе работали, Птицу он видел, кажется, независимо от того, сколько химии в него вливалось. Другое дело, что там у него не было ни сил, ни желания с ним бороться.

Он поднимается с кровати, приоткрывает окно - в комнату сразу врывается свежий, влажный лесной воздух, который он с наслаждением вдыхает. Серёжа никак не может вспомнить, когда последний раз был на природе, кажется, ещё с детдомом, когда они каждое лето уезжали на пару недель в деревню, типа как в подобие летнего лагеря для бедных сироток. В универе, даже летом, ему было не до того, он работал почти сутками, собирая деньги, и все типичные студенческие вылазки на шашлыки его минули. И он об этом ничуть не жалел, ему всё равно мало с кем нравилось общаться. (Они все были не Олегом.)

А те летние поездки… Он уже почти забыл детали, помнил какими-то отрывками: запах костра, спелая земляника из перепачканных красным пальцев, восторг от впервые увиденного живого лисёнка. И долгие теплые вечера на берегу местной мелкой речки, когда можно было сложить Олегу голову на колени и неторопливо плести венок из одуванчиком, скрытый от глаз всех остальных высокой травой.

Сейчас далеко не лето, одуванчиков нет, да и венок Серёжа уже точно не сплетет. Ему нужно приходить в форму и в себя, а не тонуть в сладких детских воспоминаний, но получается из рук вон плохо.

Он быстро умывается и приводит себя в порядок, насколько это вообще возможно, кое-как убирает отросшие пряди за уши и выходит обратно в гостиную.

Олег обнаруживается на диване и выглядит точно так же, как и вчера, и Серёжа подавляет желание подойти и потыкать его пальцем. Как будто это чем-то поможет.

- Ты всё ещё тут? - в вопросе одновременно удивление и некоторое удовлетворение. Он всё ещё не верит, но что-то внутри него радо, что он хотя бы не исчезает с хорошим сном и вкусной едой. Он вспоминает о вчерашнем ужине, и живот едва заметно урчит. Он, кажется, впервые за долгое время немного голоден.

+1

24

Олег поднимает взгляд от книжки, окидывая несколько посвежевшего Разумовского взглядом. На щеке еще следы подушки, взгляд все еще слишком спокоен, но выглядит Сережа уже не так замученно.
- Zǎo shang hǎo, - произносит Волков, с усмешкой откладывая разговорник, - Доброе утро по-китайски.
Вопрос Разумовского он мог бы проигнорировать. Потому что слышать сомнение в собственном существовании крайне неприятно. Но справедливо, учитывая все то, что произошло и состояние друга. Именно поэтому Олег не отмалчивается.
Поднявшись с дивана, он подходит к Сереже, пристально смотрит ему в глаза.
- Я тут. И я буду рядом.
Во взгляде Волка слишком много всего, чтобы вычленить что-то одно. Темные глаза словно переливаются тысячью оттенков и полутонов. В них и несгибаемая уверенность, и сили… и сожаление с едкой горечью. А еще бесконечная преданность, которая крепче любых цепей.
- Теперь я буду рядом всегда. - спокойно и без нажима произносит Волков.
Он понимает, чтобы убедить Разумовского потребуется время. Что его веру в Олега придется возвращать. Когда-то она была константой, непреложным законом физики в мире двух космических тел. Их личным законом тяготения, который обеспечивает постоянное вращение спутника. Но даже такие незыблемые вещи имеют свойство разрушаться.
- Знаю, сейчас ты в это не веришь. - он со вздохом поджимает губы, - Но я подожду. А пока… что хочешь на завтрак? Яичница, вчерашняя паста, еще есть хлопья. И ты наверное соскучился по кофе?

+1

25

Серёжа замирает, смотря на него, глаза-в-глаза, не отрываясь и не моргая, прикованный его взглядом. У него такие сейчас глаза, такой взгляд, как будто это на самом деле настоящий Олег, как будто ему на самом деле больно от Серёжиных слов, от его не_веры. Внутри что-то сжимается, хочется броситься к нему и обнять, сжать изо всех сил, как когда-то на платформе поезда, чтобы убедиться уже наконец, что это правда он.

Но в то же время... Он не хочет, не может второй раз переживать этот момент, когда знакомое до последней черты лицо Олега потечëт и превратиться в его собственное. Что угодно, только не это.

Поэтому он никак не отвечает на все эти слова, которые столько лет мечтал услышать, не делает разделяющий их шаг. Только неохотно отводит взгляд к холодильнику и говорит с некоторой заминкой:

- Да... Яичницу хочу. С помидорами, да? Хотя это ты тоже помнишь, наверное. А я пока кофе сварю, я умею. Научился, - он чуть криво улыбается намеренно отдаляясь от Олега, подходящего к холодильнику, и открывает наугад несколько шкафов, разыскивая турку.

Он правда умеет варить кофе, научился как-то со скуки, чтобы доказать сам себе, что он может всё. Да и просто вкус из собственной джезвы нравится ему больше. Пока Олег занимается нарезкой помидоров для его яичницы, Серёжа находит молотый кофе, замеряет нужное количество воды и ставит джезву на панель, добавляя ещё и корицу.

Раньше, чем он успевает что-то обдумать, он зачем-то говорит:

- Мы сейчас как в ситкоме каком-то... Со старой женатой парой, - и криво улыбается, замечая, как с удовольствием ковыряется в собственной ране. Этого никогда не может быть, даже если Олег правда настоящий, Серёжа не сделает никогда и ничего, что может его оттолкнуть.

Не снова. Его упрямство уже один раз стоило им нескольких месяцев общения, и о них Серёжа жалел как никогда. Кем бы ни был Олег, он всё ещё оставался для него самым близким человеком.

И если он сам почти без проблем принял тот факт, что ему нравятся мужчины, Олега ставить перед каким бы то ни было выбором он не хотел.

- Глупая шутка.

+1

26

Во всегда внимательных глазах Разумовского, кажется, мелькает призрак понимания. Намек на то, что он все-таки верит в то, что Олег не часть его воображения. Или хотя бы просто хочет в это верить. Волков хорошо знает - вера Сережи может свернуть горы, он достаточно упрям и настойчив, что заставит весь мир поверить в свою истину. Но точно так же сложно заставить его посмотреть на ситуацию чужим взглядом.
Поэтому он не ждет ответа на свои слова. Слова это просто звук, который может оказаться эхом твоих собственных надежд, робко высказанных вслух. И вместо того чтобы продолжать бесполезную беседу без аргументов, Волков легко соглашается. Он принимает эти правила игры, пока Разумовский не сможет видеть правду так же ясно как он сам.

Краем глаза наблюдая за поисками Сережи, он не подсказывает ему - пусть ищет, пусть разбирается где и что на этой кухне. Потому что впервые за несколько месяцев это хоть какая-то мозговая активность и какие-то действия не регламентированные строгим распорядком и правилами лечебницы.
К помидорам Олег добавляет еще немного красного лука - если обжарить с ним, получится еще вкуснее. Режет он быстро: ножом облитым холодной водой: так что когда в носу начинает предательски свербеть, а глаза чесаться, с луком уже покончено. Сполоснув лицо холодной водой, он вытирается кухонным полотенцем, мысленно отмечая что не помешало бы тоже сходить в душ.

Шутка Сережи заставляет пристально посмотреть на друга.
В отчаянной попытке рассмотреть за его взглядом и словами, понять что на самом деле думает об этом Сережа. Им уже не семнадцать, они не глупые подростки, не понимающие своих желаний. Прикинуться что кто-то что-то ляпнул или сделал по пьяни – невозможно. И сбежать больше некуда – не сейчас, когда они почти на границе страны в богом забытом месте.

Последнее бегство Олега кончилось слишком плохо, чтобы не выучить этот урок. И он уже давно принял тот факт, что чувства к лучшему другу не ограничиваются крепкой мужской дружбой и братской любовью.
Но так дли это для Разумовского? Что он вкладывал всегда в их дружбу? Чем для него был тот случайный поцелуй во время бутылочки? Или их бесконечные посиделки вдвоем на берегу деревенской речки, словно вдали от всего мира? Это всегда казалось максимально правильным и естественным – им быть рядом. Понимать друг друга практически с одного взгляда. Пока не стало чем-то ужасно смущающим и неправильным, если прислушиваться к законам.
Но где они, а где законы?..

- Потому что не шутка? – вскинув одну бровь спрашивает Олег.
Смотрит на Сережу испытующе, внимательным взглядом вояки готовый увидеть как дрогнет даже один мускул на его лице, как всего на мгновение изменится взгляд. Как он выдаст, что Разумовский думает на самом деле. Покажет, что для него значит эта шутка – просто дружеский подкол, за которым ничего не скрыто?..
Или все это время Олег был идиотом и бежал только от самого себя. Не зная, что на самом деле его мысли и чувства – ничего не испортят.

Отредактировано Oleg Volkov (2021-07-13 08:30:43)

+1

27

Серёжа замирает, хорошо, что он стоит к Олегу спиной, и увидеть его реакцию, хоть и приглушенную препаратами, он не может. Только спина, наверное, каменеет, и он едва не пропускает момент, когда коричневая пенка начинает подниматься, и в самый последний момент хватает ручку джезвы и на несколько секунд снимать её с огня.

Он не готов к таким разговорам вообще и уж точно сейчас, когда не до конца уверен в реальности вообще всего происходящего. Может, он просто окончательно сошёл с ума в своей камере, и теперь ему сниться, что Олег вернулся? Может, его ввели в гипноз и зачем-то внушили эту мысль, и сейчас всё, что Олег сможет - это воплотить его страхи и ответить брезгливостью/осуждением/страхом.

А если всё на самом деле, и это очередные проделки Птицы… Зачем ему это? Заставить его признаться уже самому себе? Заставить отпустить уже Олега?

Серёжа крутит эти мысли в голове, чувствуя, что пауза слишком уж затягивается. Но что он может ответить, правду?.. Что он любит его намного больше, чем друга, даже лучшего, чем брата, которого у него никогда не было. Что он всегда хотел быть с ним полностью, что собирал эти их случайные касания, теплые объятия, которые иногда были слишком уж долгими и крепкими для дружеских, в памяти и помнил, кажется, каждое.

Что он всегда и во всех искал только Олега, как будто бы его можно было кем-то заменить. Но он пытался, конечно же, окончательно смирившись с тем, что есть что-то, что он не получит никогда, как упорно бы он не работал и кем бы в итоге не стал. Потому что Олег знал его настоящего, саму его суть, и раз этого было недостаточно, больше он ничего не мог сделать.

Но ведь он даже никогда не рассматривал всерьёз мысль, что Олег мог тоже… Хотел, мечтал, но не ждал. Потому что помнил его бесконечных девушек до армии, его гомофобные шутки и его реакцию на тот их поцелуй. Да и, откровенно говоря, Серёжа был уверен, что по нему всё было понятно с самого начала, и раз Олег за всё это время ничего не предпринял - значит, не хотел.

Так что к чему сейчас это ворошить.

- Что-то не припомню, чтобы я пропускал нашу свадьбу, так что, видимо, всё же шутка, - у Серёжи напряженный голос, да и вряд ли кому-то смешно, он вроде и отвечает, а вроде и нет. Он фокусирует свое внимание на кофе и снимает джезву с огня, забыв взять полотенце, и тут же шипит, почти бросая её на кухонную тумбу, когда пальцы обжигает огнём от нагревшейся ручки.

+1

28

Сережа никогда особенно не умел контролировать себя... потому что Сережа это эмоция, это порыв, это неукротимый огонь, разгорающийся от одной случайно искры до масштабов пожара. По его лицу всегда было видно все и понятна каждая эмоция. Поэтому даже напряженной спины с окаменевшими плечами и лопатками достаточно, чтобы понять как сильно задели за живое почти невинные слова Олега.
И почему-то только сейчас Волков понимает, что это касалось всего. Что тихое «мне так хорошо с тобой», когда он лежал у него на коленях на берегу реки – было не про лето и не про деревню с иллюзией свободы. Что смешливое «ты теплый и уютный» - не про шерстяной бабушкин свитер, в котором он обнимал Серого, пытающегося согреться холодной зимней ночью. Что когда после дембеля Олег набил татуировку во всю спину и друг помогал мазать ее для заживления, его вздох «так красиво...» с поспешно добавленным «волк!» означал совсем другое. И Волкову не показалось, что тонкие пальцы скользили по коже как-то слишком неторопливо, будто оглаживали.... но не рисунок, а мышцы под ним.

Он так упрямо отрицал свои чувства, что не видел тех, что были на лбу написаны у Разумовского. И сейчас это почему-то становится очевидно. Даже несмотря на глупую попытку Сережи отшутиться. И даже не важно почему – из-за не версия в его возвращения или из-за таких же мыслей до сих пор были у Олега.
Обдумать ответ Волк не успевает.
- Твою... девизию! Серый!..
Подрывается с места, выхватывая турку из рук Сережи. Обжигающая, но после Сирийского беспощадного солнца – терпимо. Отставляет ее на деревянную доску и хватает запястья Разумовского одной ладонью. А второй открывает кран с холодной водой. И тут же сует под него тонкие пальцы, пока они не успели покраснеть.
- Я уж поверил, что ты можешь сделать хоть что-то не устроив на кухне пожар! – фыркает он, качая головой.

Отредактировано Oleg Volkov (2021-07-13 14:20:01)

+1

29

Олег оказывается слишком близко слишком быстро, Серёжа не успевает себя подготовить ни морально, ни физически, сильный пальцы сжимаются на его запястьях и суют ладони под ледяную воду, и он снова на несколько секунд замирает, осознавая, что эти наручники на запястьях обжигают больше, чем любой раскаленный металл.

Сердце как будто пропускает удар, а затем начинает биться в каком-то бешеном ритме. Тепло поднимается вверх по венам, скрытых под бледной кожей, растекается по всему телу. Олега внезапно слишком много рядом, и он кажется таким настоящим, он горячий, сильный, он даже пахнет Олегом, и это явно больше чем Серёжа может выдержать, особенно, после его вопросов.

Он дергает руки, и выдыхает раздраженно:

- Отпусти меня! ОТПУСТИ! - Серёжа невольно повышает голос и почти вырывает у него свою руку из пальцев, хотя его никто и не пытается удержать насильно. Он делает шаг назад, встряхивает руками, скидывая с них ледяные капли, и смотрит на Олега, сводя брови. Между ними около метра, и это всё равно слишком мало. Серёже хочется сбежать и закрыться в спальне, но это мало поможет. - Это просто ожог!

Он снова выдыхает.

- Зачем ты… зачем ты вернулся, зачем ты опять меня мучаешь, зачем делаешь всё это. Что тебе от меня теперь нужно?! Я не хочу, чтобы ты меня касался, это слишком тяжело. Я слишком долго учился жить без тебя.

Серёжа тяжело дышит, как будто пробежал большую дистанцию, но на самом деле, сильные эмоции выматывают его не меньше физической активности.

Он ненавидит себя в этот момент за слабость, за то, что опять не получается держать себя в руках - никогда толком не получалось, за то, что хочется наплевать на всё и всё-таки обнять его, кем бы он ни был.

+1

30

И в пролет не брошусь,
и не выпью яда,
и курок не смогу над виском нажать.
Надо мною,
кроме твоего взгляда,
не властно лезвие ни одного ножа.

© Владимир Маяковский

Последнее чего ожидает сейчас Олег это вспышка - такая яркая и обжигающая, словно на нескольких квадратных метрах сейчас разорвался ящик боевых снарядов, снося все на своем пути. Не оставляя после себя ничего - только кристальную пустоту и понимание как на самом деле больно все, что сейчас происходит, для Сережи. Насколько на самом деле сложно было для него смириться со смертью Волкова.
Ровно так же ему тяжело принять тот факт, что он снова рядом.
Напуганный собственным порывом, запыхавшийся, растрепанный, Сережа смотрит на Олега своими невероятными, огромными глазами и в них хочется утопиться. Потому что этот взгляд ясно дает понять - он заслужил этот страх и эту боль, которые буквально струятся по венам Разумовского. Он заслужил видеть как самый близкий человек в испуге сбегает от него. Он заслужил чувствовать как он снова и снова отталкивает его.

И все-таки… не вся вина на плечах Волкова. Последние полтора года были адом и для него, даже несмотря на то, что удалось приспособиться и выжить. И Серый заслужил знать как все было.
С тяжелым вздохом Олег потирает лоб, пальцами, прежде чем скрестить руки на груди и заговорить.
- Я вернулся потому что всегда должен был быть рядом с тобой. - правда, которую он не устанет повторять, пока Сережа не поверит, - Последние два года я провел в Сирии, из них больше года в плену. Наш отряд разбомбили, я чудом выжил, но был сильно ранен. Иностранные языки меня спасли - им нужен был переводчик, меня выходили и оставили в лагере. - Волков рассказывает спокойно и почти монотонно, так словно зачитывает отчет из рапорта, - О бегстве я не думал - ранение было сильным, я долго восстанавливался и не продержался бы на своих двоих достаточно долго. А еще их солнце похуже любой плиты - ты сам видишь, что ожоги не все прошли. Я думал, что у тебя все в порядке, что ты строишь бизнес, живешь своей жизнью миллиардера и делаешь этот мир лучше как и хотел. Пока не увидел новости - и тебя в этом жутком костюме с перекошенным лицом. И я бежал. По пустыне. Под палящим солнцем.

Снова тяжелый вздох и Волков делает шаг к трясущемуся Разумовскому.
- Я сбежал, потому что понял, что ты вляпался в какую-то хуйню и снова нужно вытаскивать твою задницу из неприятностей. Что моей главной ошибкой было решить когда-то, что нам лучше идти разными путями. - он усмехается, - Но не могу сказать, что это было зря. Если бы не мои связи с военки, я не достал бы твое личное дело, не вышел бы на этого доктора, не смог бы организовать твое похищение и вытащить из дурки. Так или иначе… я понимаю, что это было тяжело. Но поверь, я тоже не загорал на курорте и не потягивал пивко у бассейна. И сейчас я здесь, потому что это самое правильное, что я мог сделать. Быть здесь и сейчас. С тобой. Для тебя.

Отредактировано Oleg Volkov (2021-07-13 18:12:22)

+1


Вы здесь » galaxycross » Фандомные отыгрыши » Чтоб не боялся темноты [bubble]


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно