Почему на этой штуковине написано "Stark"? Пьетро известно английское слово "star", это значит "звезда", но откуда вот эта "k" на конце и что это значит?
Пьетро уже знает, если прямо рядом с ним происходит что-то огромное и пугающее, что-то много больше него самого и Ванды, с чем ему не совладать и от чего не сбежать, мозги напрочь отказываются обдумывать ситуацию, искать пути, с помощью которых можно было бы выбраться.
Если пути не видно с того места, где стоит Пьетро, то можно все обежать по кругу и найти его, но если уж вкопан, встроен в точку пространства и так, что не дернешься, что тут обдумывать? Что искать?
Мозги Пьетро находят какую-нибудь чушь, ерунду, выстраивают вокруг неё кольцевой маршрут. Мысли по кругу носятся: зачем там эта дурацкая "k"? Как будто после странно бледного в сравнении с родным, гладкого слова "star" кто-то ставит тебе подножку. И ты спотыкаешься.
Star - k, star - k, - ты спотыкаешься, раз за разом.
Пьетро бегает по кругу и спотыкается. Стены кольца все выше, все теснее, уже смыкаются с каждой его попыткой осознать, что мамы и папы больше нет. Что дома у них тоже больше нет. Что и самих их с Вандой тоже очень скоро может не стать, если эта вот штуковина со спотыкающейся звездой, со звездой-заикой во чреве, решит жахнуть. Огонёк на её боку мерцает, маленькая красная лампочка, в любой момент готовая превратиться в пылающую звезду. Вот она, звезда.
Там, внутри.
А споткнется ли она, заикнется ли, - для них с Вандой это уже не будет иметь значения.
Засыпать ему очень страшно.
Он боится пошевелиться во сне и задеть чёртов снаряд. За Ванду тоже боится - и, когда она засыпает обрывочным, поверхностным сном, он обхватывает её руками, представляя себя прочным коконом, который не пропустит наружу эхом любое движение. Это трудно. Это даже хуже, чем просто лежать без движения, а даже всего-то вынужденная неподвижность причиняет Пьетро боль. Звезда мигает и заикается, огонёк пульсирует, то надвигаясь, то удаляясь, мир расплывается, лохматится по обрывку края. Ванда вздыхает во сне и вдруг вздрагивает, и медное, звенящее напряжение пробегает по телу Пьетро подобно электрическому разряду. Он сам вздрагивает, открывая глаза, и сердце срывается в бешеный галоп, когда он понимает, что всё-таки заснул, но в следующий миг приходит облегчение: взгляда касается белесый свет, пробивающийся сквозь нагромождение обломков, что отрезали их с Вандой от мира, оставив наедине со спотыкающейся звездой.
Если даже они заденут звезду, если сейчас рванет, если это последние их с Вандой мгновения, все равно уже почему-то не страшно.
Лишь теперь Пьетро понимает, что у них почти закончился кислород.
Он прижимает к себе сестру, не сводя взгляда с мигающего огонька на боку снаряда.
Найти бы её. Эту звезду.
Вот это, что называется так. "Stark".
Это, оказалось, фамилия. Всего лишь фамилия. Всего лишь фамилия всего лишь человека. Пьетро стыдно, гадко, а ещё горячо и темно, - это похоже на злость, только оно крепче и глубже засело.
Какой же тварью быть надо, чтоб гордо писать свою фамилию на штуковине, которая может вмиг разрушить десятки человеческих жизней.
Не человеком, точно.
Пьетро, задрав голову, смотрит в забитый помехами экран маленького телевизора, закрепленного на кронштейне, и представляет себе тот самый снаряд, только вместо "Stark" сбоку написано "Максимов". И как Пьетро этот снаряд запихивает этому Старку... Да хотя бы и в глотку.
— И что теперь? - здесь шумно, но её голос Пьетро способен расслышать даже в эпицентре бомбёжки.
За последние дни это единственный звук, в котором было хоть что-то приятное.
Он оборачивается к сестре и хмурится, увидев на её лице вычерченные слезами неровные дорожки. Они оба чумазые как черти, мама была бы в ужасе, - думает Пьетро вдруг и морщит нос, заталкивая поглубже свои собственные слезы, полезшие щипаться в глаза.
- Что нам делать?
Наверное, они ещё слишком маленькие, чтобы решать, - эта мысль в голове у Пьетро звучит задавленно и вяло, - кто-то другой решит, кто-то взрослый. Должно быть, найдут их родственников где-нибудь в провинции. Или отправят в детский дом.
Или бросят на улице. Такое тоже бывает.
- Я найду Старка, - думает он, бросая взгляд в телевизор, - Найду и... найду.
Уж навряд ли у Пьетро будет свой снаряд с надписью "Максимов". Но кроме снарядов в мире полно полезных вещей.
— Вот, возьмите, постелите себе, ночь будет холодной.
Ну вот например. Пока что вместо снаряда какое-то барахло, пропахшее пылью и сыростью.
Пьетро благодарит женщину, как учили мама и папа, и ворошит кучу, пытаясь выудить что-то поприличнее под голову Ванде, чтоб не ложилась красивыми волосами на всякое гнилье...
Пьетро усилием воли удерживает себя от желания взглянуть на волосы сестры.
Не мытые несколько дней, набитые пылью, они сейчас совсем не красивые.
Хорошо, что мама этого не видит, - думает он, закусывая губу, и неуклюже складывая барахло в подобие постели.
Оборачивается к Ванде, которая вроде бы собиралась расстелить на полу газеты, чтоб было не так холодно.
Ванда похожа на привидение.
Или на ведьму. На старую седую ведьму с лицом девочки. Бледная, осунувшаяся, она глядит, не мигая, на фото, напечатанное на газетном развороте: отсюда Пьетро не видно, что там, но он понимает по ведьмовской злобе, горящей в глазах сестры, подсвечивая бледные скулы алым.
— Кажется, я знаю, - шепчет она, - Что нам делать.
- Это не будет легко, - отзывается Пьетро, поджимает губы, водружая поверх напыщенной рожи Старка сложенное неумело барахло, - Но я рядом с тобой.
Отредактировано Pietro Maximoff (2021-08-09 09:25:42)